Театр погрузился в хаос. Ликование, возгласы и оглушительные аплодисменты, сопровождавшие появление Филиппа, быстро сменились криками ужаса и застывшими в шоке лицами. Царская гвардия молодых копейщиков действовала стремительно: одна группа преследовала убийцу, другая мчалась к павшему царю[728]
. Орхестра заполнилась толкающимися людьми, греческие посланники, приглашенные на торжества, спешили покинуть место трагедии. Македонские традиции престолонаследия всегда были делом запутанным и часто кровавым, разумному человеку лучше не задерживаться при дворе, погруженном в смятение. Юстин сообщает, что царевичу Александру и его дяде Александру Молосскому во время торжественного шествия была оказана честь идти рядом с Филиппом. Диодор в своем рассказе их не упоминает вовсе, но они неизбежно стали очевидцами трагедии, хотя, согласно другой версии, Филиппа ударили в коридоре, ведущем на орхестру, прежде чем тот успел появиться на публике. Невозможно узнать, что творилось в голове молодого Александра. Он видел, как отца хладнокровно убили в нескольких метрах от него, и был бессилен помочь. Арриан, который дает дополнительные сведения о последствиях убийства, говорит, что сторонники Александра быстро сплотились вокруг него, вероятно опасаясь за его безопасность, ведь никто не знал, каковы масштабы заговора. Александр из Линкестиды, опытный полководец с гор и зять Антипатра, первым заявил о преданности новому царю. Он надел доспехи и вместе с царской охраной сопроводил своего тезку во дворец, возможно по приказу Антипатра. Поскольку Аттал и Парменион находились в Азии, верный управляющий Филиппа стал теперь самым влиятельным человеком при дворе[729].Для Александра минуты и часы после убийства имели первостепенное значение, если он хотел воплотить свои надежды получить престол[730]
. Его недавний разрыв с Филиппом был широко известен, но они публично примирились, и, если можно доверять рассказу Юстина, Александру была оказана честь идти рядом с отцом по дороге к театру. Филипп определенно назвал его своим избранным преемником и долгое время подчеркивал приближенность сына к царской власти – и при назначении его своим наместником, и во время военной кампании. Это соответствовало македонскому обычаю, но политическая действительность часто не совпадала с желаниями бывшего царя[731]. По словам Плутарха, Филипп, услышав об опасениях Александра, что у отца есть дети от других женщин, помимо Олимпиады, отвел сына в сторону и сказал: «Ну что же, если у тебя много соперников в борьбе за царство, докажи, что ты достаточно достоин и хорош, чтобы получить царство не благодаря мне, а благодаря себе»[732]. Александр никогда не страдал отсутствием уверенности, но он был слишком молод, а значит, еще не пользовался всеобщим уважением. Ему требовалось заручиться поддержкой среди наиболее влиятельных македонян, чтобы убрать со своего пути всех соперников и получить трон. Именно таким важным, ключевым человеком для него был Антипатр. Он наблюдал за Александром с детства, знал о его способностях, а потому тоже надел доспехи и объявил себя соратником нового царя. Он сделал свой выбор[733].Македонское собрание, готовое совершить традиционный обряд провозглашения нового царя, состоялось в театре[734]
. Прошли десятилетия с момента последней такой церемонии, и со смертью Филиппа все победы, союзы, дружеские связи и договоры перестали действовать, несмотря на клятвенные заверения, которые формально распространялись и на его преемников. Для недовольных новым устройством это был шанс взбунтоваться, и последующие недели были полны тревог и испытаний. Спутники царя отчетливо понимали, что нужен способный наследник. Македония сильна, если силен ее царь.Антипатр сопровождал Александра в театр. Он произнес длинную речь, внушив македонянам благосклонность к юноше. После того как он закончил, настала очередь Александра сказать свое слово. Судя по всему, он хорошо оценил ситуацию и покорил скептиков тактичной речью, заверив, что изменилось лишь имя царя, а государство будет управляться по принципам не менее эффективным, чем те, что существовали при его отце. Кроме того, он освободил македонян от всех государственных повинностей, в первую очередь от налогов, оставив только обязанность военной службы, и это публичное заявление покорило многие сердца и умы. Долгие часы уроков риторики наконец принесли свои плоды[735]
.