Молодые годы короля Генриха IV

– Вон она… восседает… – заикаясь, бормотал Карл, – а поди-ка, опрокинь! Кажется, сдохнет, трупом станет, а все будет торчать тут, выпрямившись, во всем своем золоте. Австрийский дом – для меня постоянный кошмар, а она, – я же с ней спал! – она преследует меня даже во сне, у этой женщины голова Медузы… прямо кровь стынет. Она дочь римского императора – ну скажи, Наварра, может на ней человек жениться? Мой дед, Франциск Первый, лежал в оковах в Мадриде, и за то, чтобы его отпустить, император Карл Пятый потребовал в качестве заложника его родного сына… Они оскорбляли моего отца, а меня угнетают, пользуясь этой дочерью императора Максимилиана. Они держат под своим каблуком всю Европу. Их золото, их хитрости, их священники сеют раздоры в моем народе, а их войска опустошают мою страну. Наварра! – бормотал Карл Девятый, словно затравленный. – Отомсти за меня! Потому и сестру тебе отдаю! Отомсти за меня и мое королевство! Мне это заказано; я побежденный, который теперь уже не сможет бороться. Я так и буду влачить свои дни с отчаянием в сердце. Помни обо мне, Наварра! И берегись! – Последние слова едва различимым шепотом соскользнули с его губ в ухо Генриха. – Берегись моей матери и моего брата д’Анжу! Что бы с тобою ни случилось в будущем, не вини меня за это, Наварра, ибо мною руководит только страх. Никому из смертных неведом такой чудовищный страх.

Вдруг король сипло взвизгнул. Его охватил ужас: из-за спины королевы на него глянули две пары колючих глаз; один миг – и они исчезли, словно только померещились. Карл зашатался, он ухватился за Генриха, никого больше не оказалось рядом с ним на этом месте, видном отовсюду. Его зять – гугенот в душе, потешался над ним и этим побеждал нараставший ужас. Король смолк, и выжидающе смолк в огромной зале весь его двор – что свидетельствовало о какой-то бесспорно враждебной настороженности. Генрих это сразу же почувствовал, и его сметливый ум подтвердил возникшее ощущение. Всем этим фанатикам, врагам его веры, неприятно видеть, что Карл, их государь, доверчиво разгуливает с Генрихом. Женитьба на Марго стала им всем поперек горла, в этом он никогда не сомневался, и они не могли не выказать недовольства, даже против воли. Сегодня госпожа Венера зовет к смешению всех, кто бы ты ни был. И все-таки среди гостей началась какая-то не то давка, не то свалка: католики оттеснили протестантов в самый конец залы. А сами сгрудились толпой у невидимой черты, отделявшей от всех королеву, и, казалось, насторожились.

Генрих бросил на них быстрый взгляд. Здесь только те, кто вооружен, – хотя лица пока скорее любопытствующие, чем враждебные. Впрочем, этим людям было бы нелегко овладеть им: в глубине залы его протестанты сомкнули ряды, готовые ринуться ему на помощь. Что касается фрейлин, то их словно ветром развеяло, и они, щебеча, наблюдали издали, как приближается гроза.

Карл, хотя и был пьян, ощутил вокруг себя эту пустоту, и внезапная предгрозовая тишина взбесила его.

– Вина! – прорычал он. – Я хочу пить с королевой, пока она не свалится! Глядите все! Несмотря на все свое золото, свалится она, а не я.

Королева, едва ли поняв, что он говорит, продолжала сидеть неподвижно, как идол. А сам он, вероятно устав от брани и богохульств, так отяжелел, что зять-гугенот уже был не в силах поддерживать его, и оба, вероятно, упали бы. Кто-то подскочил и успел поддержать Карла. Генрих поднял глаза и неожиданно увидел перед собой лицо некоего господина де Морвера: оно было искажено ненавистью. В следующее мгновение еще кто-то оттеснил Морвера – герцог Гиз.

– Что это вам вздумалось, Морвер? – торопливо проговорил он. – Убирайтесь-ка отсюда, да поживее! Вот еще нашелся! – Он подхватил Карла. – Помогите, Наварра! На нас возложена миссия поддерживать престол и служить опорой королю.

– Для того-то мы и явились сюда с нашими дворянами из Лотарингии и Беарна, – заявил Генрих тем же напыщенным тоном и так же выпрямился, как и молодой герцог, который был высок ростом и белокур. Их взгляды скрестились поверх пьяного короля; время от времени им приходилось ставить его на ноги, когда он готов был совсем опуститься на пол.

– Посадите же меня рядом с Габсбургшей, – молил Карл Девятый, обливаясь слезами. – Ведь и я вроде как святой, посвятее вас. Вы же оба задирали юбку моей толстухе Марго. Сначала ты, но тебя она бросила… – И он свалился на Генриха Гиза, а тот толкнул его на Генриха Наваррского. – Тебя она не бросит, – хныкал он, припав к груди своего зятя. – Она тебя любит, я тебя люблю, а наша мать – мадам Екатерина – даже очень тебя любит. Дьявол! – завопил он вдруг, ибо испанские священники опять напугали его: он успел уже о них позабыть. Но когда рассмотрел эти черные фигуры и перехватил их подстерегающий взгляд, ему стало совсем не по себе. – Знаю я, чего вы от меня хотите, – бормотал он, повернувшись в их сторону, хотя они тут же снова скрылись. – Отлично знаю. Так и будет в точности. Вы и в ответе. А я – умываю руки.