Молодые львы

Уильям Блейк, я здесь. Джон Китс, я здесь. Сэмюэль Тейлор Кольридж, я здесь. Король Георг, я здесь. Генерал Веллингтон, я здесь. Леди Гамильтон[52], я здесь. О, быть в Англии сейчас, когда там есть Уайтэкр

[53]. Лоренс Стерн, я здесь. Принц Хол[54], я здесь. Оскар Уайльд, я здесь. С каской, с противогазом, продуктовой карточкой в армейский магазин, с прививкой против столбняка, брюшного тифа, сыпного тифа, любого тифа и ветряной оспы. Проинструктированный, как вести себя в английской семье (еда в дефиците, так что от добавки следует отказываться). Предупрежденный о том, что от саксонских нимф Пиккадилли можно легко подцепить сифилис. Я уже начистил медные пуговицы так, что не стыдно появиться рядом с английским солдатом. Я здесь, Пэдди Файнукейн, сбитый над Ла-Маншем в своем «спитфайре», я здесь, Эйзенхауэр, я здесь, Роммель, я здесь, Монтгомери. Пребываю в полной боевой готовности за своей пишущей машинкой, вооруженный бумагой и копиркой. Я здесь, здесь, здесь, Англия, прибыл сюда через Вашингтон и семнадцатый сборный пункт, через Майами и Пуэрто-Рико, через Тринидад и Гвиану, через Бразилию и остров Вознесения. Я здесь, позади океан, в котором по ночам, словно акулы, всплывают субмарины, чтобы обстрелять самолеты, летящие без огней, в кромешной тьме, на высоте десяти тысяч футов. Здесь творится история, здесь останется мое прошлое, здесь, где среди руин на затемненных улицах слышится до боли знакомый выговор американцев со Среднего Запада, кричащих: «Такси! Такси!» Здесь, сосед мой Уильям Блейк, здесь я, американец, и да поможет нам всем Господь!

– Разойдись!

Майкл вернулся в казарму, заправил свою койку. Затем побрился, протер мокрой тряпкой сортир, взял столовые принадлежности и, позвякивая алюминиевым котелком, побрел по просыпающимся в сером утреннем свете улицам Лондона. Путь его лежал в большой дом из красного кирпича, где в другие времена обитало семейство какого-то графа. Над головой гудели тысячи моторов: «ланкастеры» пролетали над Темзой, возвращаясь с ночных бомбардировок Берлина.

На завтрак дали грейпфрутовый сок, овсянку, яичницу из порошка и толстый, недожаренный кусок бекона, плавающего в собственном жиру. Ну почему, думал Майкл, наворачивая овсянку, почему никто не может научить армейского повара варить кофе? Как можно выполнять свои обязанности, напившись такой отравы?

– Энская авиагруппа истребителей просит прислать комика и нескольких танцовщиц, – докладывал Майкл капитану Минси, своему непосредственному командиру. Тот сидел в отдельном кабинете, стены которого украшали фотографии знаменитостей, побывавших в Лондоне по линии ОООВС. – И им не нужны пьяницы. Джонни Саттер крепко набрался там в прошлом месяце, оскорбил пилота в столовой и дважды получил по зубам.

– Пошли им Фленнера, – простонал Минси. Он страдал астмой, много пил, а сочетание виски и лондонского климата по утрам напрочь выбивало его из колеи.

– У Фленнера дизентерия, и он отказывается выходить из «Дорчестера».

Минси вздохнул:

– Пошли к ним аккордеонистку. Как ее зовут? Ту, с выкрашенными синькой волосами.

– Им нужен комик.

– Скажи им, что у нас остались только аккордеонистки. – Минси поднес к носу трубочку с лекарством и сделал вдох.

– Слушаюсь, сэр, – кивнул Майкл. – Мисс Роберту Финч нельзя посылать в Шотландию. В Солсбери у нее произошел нервный срыв. Она продолжает раздеваться в столовых для рядовых и пытается покончить с собой.