Молодые львы

– Пусть все-таки едет. – Минси вздохнул. – Но ты подготовь подробный рапорт о неадекватном поведении Финч и отправь его в штаб-квартиру в Нью-Йорк, чтобы нам потом было чем прикрыться.

– Труппа Маклина находится в порту Ливерпуля, – продолжал Майкл, – но на их корабле объявлен карантин. Один из матросов заболел менингитом, и они еще десять дней не смогут сойти на берег.

– Это просто кошмар, – покачал головой Минси.

– Получено секретное донесение из энской авиагруппы тяжелых бомбардировщиков. В прошлую субботу там выступал оркестр Ларри Крозетта. После концерта они всю ночь играли в покер. Нагрели летчиков на одиннадцать тысяч долларов. Полковник Коукер утверждает, что карты у них крапленые, и готов представить доказательства. Полковник требует, чтобы его летчикам вернули деньги, а не то он обратится в соответствующие инстанции.

Минси тяжело вздохнул и поднес стеклянную трубочку к другой ноздре. До войны он держал в Цинциннати ночной клуб и теперь часто мечтал о том, чтобы вновь оказаться среди комиков и кордебалета.

– Сообщите полковнику Коукеру, что я возьму этот случай под личный контроль. Разберусь и доложу.

– Капеллан штаба десантной дивизии протестует против непристойностей, которые имеют место в нашей постановке «Ошибок молодости». Он говорит, что главный герой семь раз поминает черта, а во втором акте инженю обзывает кого-то сукиным сыном.

Минси покачал головой.

– Я же велел этому идиоту убрать из текста все непристойности. Он поклялся, что уберет. Актеры! – Он застонал. – Передай капеллану, что я абсолютно с ним согласен и что виновные будут сурово наказаны.

– На сегодня все, капитан.

Минси вздохнул и убрал стеклянную трубочку с лекарством в карман. Майкл направился к двери.

– Одну минуту, Уайтэкр, – остановил его Минси.

Майкл повернулся. Минси смотрел на него припухшими, слезящимися глазами.

– Право слово, Уайтэкр, выглядишь ты отвратительно.

Майкл глянул вниз. Увиденное нисколько его не удивило. Китель на размер больше, мешковатые брюки.

– Согласен с вами, капитан.

– Лично мне без разницы. Приходи сюда хоть с нагуталиненным под негра лицом и травяной юбочке. Но здесь бывают офицеры из других подразделений, они морщатся при виде того, что открывается их глазам.

– Да, сэр.

– Такая часть, как наша, должна выглядеть даже более боевой, чем парашютисты. Мы должны блестеть. Мы должны сверкать. А тебя словно направили в наряд по кухне в болгарской армии.

– Да, сэр.

– Разве ты не можешь достать другой китель?

– Я два месяца прошу об этом. Сержант, который заведует складом, перестал со мной разговаривать.

– По крайней мере начисти пуговицы. Я же не требую невозможного, не так ли?

– Нет, сэр.

– Как знать, а вдруг к нам заглянет сам генерал Ли?

– Разумеется, сэр.

– Кроме того, у тебя на столе слишком много бумаг. Это нехорошо. Убери все в ящики. На столе в любое время должен лежать только один документ.

– Да, сэр.

– И вот что еще, – пробурчал Минси. – Нет ли у тебя наличных? Вчера вечером я не смог расплатиться в «Амбассадоре», а деньги получу только в понедельник.

– Один фунт вас устроит?

– Это все, что у тебя есть?

– Да, сэр.

– Давай. – Минси взял купюру. – Спасибо. Я рад, что ты с нами, Уайтэкр. До тебя здесь был полный бардак. Если б ты еще и выглядел как солдат.

– Буду стараться, сэр.

– Пришли ко мне сержанта Московица. У этого сукина сына всегда полно бабок.

– Слушаюсь, сэр. – Он вышел из кабинета и послал к капитану сержанта Московица.

Вот так проходили его дни в Лондоне зимой 1944 года.

– Смрад моего греха, – изрек король после ухода Полония, – доходит к небу; На мне лежит древнейшее проклятье – Убийство брата[55].

На передних панелях маленьких ящичков, специально установленных для этой цели с обеих сторон сцены, вспыхнули слова «ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА». Мгновением позже завыли сирены, и практически сразу от побережья донесся грохот зениток.

– …Не могу молиться, – продолжал король. – Хотя влечет меня к молитве воля. Сильнейший грех сражает силу слова.

Зенитки грохотали все ближе: самолеты уже достигли пригородов Лондона. Майкл огляделся. Он попал на премьеру. Эту постановку, с новым Гамлетом, ожидали с нетерпением, так что зрители, по меркам военного времени, выглядели просто шикарно. В зале преобладали пожилые леди, которые, похоже, видели всех Гамлетов, начиная с сэра Генри Ирвинга[56]. В ярком свете рампы поблескивали седые волосы и черные вуалетки. Старушки, как и остальные зрители, сидели тихо, не отрывая глаз от короля, который в тревоге и смятении мерил широкими шагами темный зал в Эльсиноре.

– «Прости мне гнусное убийство»? Нет, – громко воззвал король. – Тому не быть! Я все еще владею Всем, что меня к убийству повлекло: Короной, честолюбием, женой.