Молот и наковальня

– Вообще-то я намеревался забрать у тебя не голову, а только волосы с нее. – Маниакис почесал ухо. – Но после того, как ты изрыгнул здесь целый ушат гнусных помоев, у меня возникло искушение поступить с тобой так, как принято поступать с предателями. – Он прислушался к себе и покачал головой:

– Нет, ссылки в Присту все же будет достаточно. – Прежде чем задать следующий вопрос, Автократор слегка помедлил, подбирая слова. – Следует ли мне отправить в изгнание вместе с тобой еще кого-нибудь? – спросил он наконец.

Вместо ответа Парсманий упрямо сжал губы. Не послать ли его к заплечных дел мастеру, чтобы тот выжал из него все, что можно? – подумал Маниакис. Позвав стражников, он объявил:

– Мой брат – предатель. Это доказано. Я хочу, чтобы его содержали здесь, в резиденции, под надежной охраной. Позже мы переведем его в темницу под правительственным зданием, где он и останется до отправки в ссылку.

Кое-кто из стражников выглядел явно удивленным, но, прежде чем увести Парсмания, все они отсалютовали Автократору сжатыми кулаками в знак того, что приказ им ясен.

– Будь я проклят! – сказал Маниакис, глядя в потолок. – Всякий раз, когда мне кажется: дела так плохи, что дальше уже некуда, – судьба доказывает мне мою ошибку.

– Сегодня ты сделал все настолько хорошо, насколько это было в твоих силах, – сказал старший Маниакис. – Ты справился гораздо лучше, чем смог бы я.

– Прежде всего, я предпочел бы никогда не делать ничего подобного! – Маниакис сел и уткнулся лбом в ладони. – Но этот болван, мой братец… – Он хотел сказать что-то еще, но тут заметил Камеаса, застывшего в дверях с выжидательным выражением лица. – О Фос! – заорал Автократор во всю глотку. – Ну что там еще?!

Постельничий даже вздрогнул от неожиданности, но быстро пришел в себя.

– Величайший, – доложил он, – маг Альвиний нуждается в твоем совете.

Камеас чаще других использовал видессийское имя Багдасара. Возможно, имя Альвиний больше соответствовало его понятиям о приличиях. В течение столетий васпураканцы играли очень важную роль в жизни Видессийской империи, хотя видессийцы этого не замечали, а точнее, не желали признавать.

Багдасар склонился в глубоком поклоне перед вошедшим Маниакисом.

– Величайший, – сказал он, – подвергнув испытанию образец почерка высокочтимого Цикаста, я столкнулся с ситуацией, которую прежде считал невозможной: моя проверка дала противоречивый результат. Я не могу сказать, был ли он вовлечен в заговор или нет. – Багдасар вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони. – Поистине загадочный результат, величайший!

– Ты можешь продемонстрировать мне, в чем противоречивость полученного результата? – спросил Маниакис.

– Разумеется, величайший. – Багдасар подошел к лежавшему на столе листу пергамента. – Согласно требованиям ритуала, я опрыскал документ смесью вина и уксуса и прочел необходимые заклинания, после чего прикоснулся к пергаменту куском гематита. Результат ты можешь видеть сам.

Да, результат был налицо. Большинство капель, попавших на текст, образовали обычные кляксы. Но две или три, разбрызгавшиеся у самого края пергамента, едва Багдасар коснулся их куском гематита, начали светиться точно так же, как светился весь лист приказа, написанного Парсманием.

– Выглядит так, словно Цикаст касался этого листа, но текст ответа, якобы написанный им самим, написан кем-то другим, – заметил Багдасар. – Тем не менее его послание адресовано им лично тебе, величайший.

В мозгу Маниакиса молнией вспыхнула догадка. Ведь недаром Цикаст слыл искусным мастером оборонительных действий!

– А что, если генерал почувствовал опасность, получив от меня послание вскоре после того, как он пытался разделаться со мной? Ведь тогда он мог приказать написать ответ кому-нибудь другому. – Автократор взглянул на Багдасара:

– Я могу прикасаться к пергаменту? Это ничему не повредит?

– Не повредит, величайший, – ответил маг. Маниакис подошел к столу и нагнулся, чтобы как следует рассмотреть лист. От пергамента шибало в нос острым запахом только что выделанной овечьей шкуры; почти весь текст расплылся под воздействием винно-уксусной смеси, но несколько слов все же удалось различить.

– Нет, это не рука Цикаста, – уверенно сказал Маниакис. – Клянусь Господом нашим, я хорошо помню его почерк. Записка написана кем угодно, только не им. Но поскольку ему все-таки пришлось взять ее в руки, чтобы передать вестнику…

– ..понятно, почему на краях пергамента проверка дала положительный результат, – закончил за своего господина Багдасар. – Если малый, доставивший сюда записку, не видел своими глазами, как Цикаст ее писал, думаю, у тебя есть все основания доставить сюда высокочтимого генерала и призвать его к ответу.

– Посмотрим, – сказал Маниакис и отдал Камеасу распоряжение вернуть вестника в резиденцию.

– Нет, величайший, я не видел, как он писал ответ, – признался гонец. – Генерал прошел в другую комнату, а затем вернулся с готовым посланием. Но никто не говорил, что мне следует наблюдать за тем, как он пишет… – растерянно закончил вестник.