Молот и наковальня

Он не называл имен, но Автократор тут же вспомнил о Ротруде. Если она до сих пор не вышла замуж, то может приревновать его к Лиции и уж наверняка захочет устроить судьбу Таларикия. В таких случаях уроженцы Халоги, по обычаю своей родины, склонны прибегать к простому, бесхитростному убийству. Маниакису вдруг захотелось бросить все и прыгнуть в морские волны. Там, по крайней мере, никому, кроме рыб, не будет до него никакого дела.

В дверях уже некоторое время маячил Камеас, дожидаясь, пока его заметят.

– Слушаю тебя, достопочтеннейший, – сказал Маниакис.

– Твой маг Багдасар уже проверил один из документов, написанных святейшим Агатием, а также частицы оттисков печати Абиварда, – ответствовал Камеас. – Он пришел к выводу, величайший, что ни один из вышепоименованных не имеет никакого отношения к покушению на твою особу. Теперь маг приступил к обработке образца почерка высокочтимого Курикия и, памятуя о высказанных тобой подозрениях, интересуется, не пожелаешь ли ты присутствовать при завершении сего процесса.

– Хорошо, иду, – сказал Маниакис, радуясь любой возможности оторваться от мыслей о перспективах отношений с Ротрудой. – А ты, отец?

– Нет уж, уволь. Я останусь здесь, – ответил старший Маниакис. – То, чем занимаются волшебники, часто приносит пользу. Но меня никогда не интересовало, как они это делают, ибо сам я все равно ни на что подобное не способен.

Автократор отлично понимал, что ему тоже не суждено овладеть искусством магии. Но, в отличие от отца, он все еще был любопытен. Как только он вошел в комнату, где трудился Багдасар, маг сразу предъявил ему клочок пергамента с какими-то каракулями, печально повествовавшими о нехватке денег в казне.

– Это действительно написано рукой высокочтимого Курикия? – поинтересовался он.

Маниакис утвердительно кивнул.

Негромко насвистывая сквозь зубы, Багдасар пристроил клочок пергамента на столе, после чего налил в стоявшую перед ним чашу немного уксуса из одного кувшинчика и столько же вина из другого.

– Сии жидкости символизируют то, что есть, и то, что будет, – сообщил он, – а вот этот кусок гематита, – маг взял камень в руку, – «по закону подобия испытывает тяготение к кусочку того же минерала, вделанному в амулет, защитивший тебя на время, достаточное для того, чтобы ты успел обратиться ко мне за помощью. Ну а теперь…

Маг окунул стеклянную палочку в чашу со смесью вина и уксуса, а затем стряхнул с нее несколько капель на пергамент. Там, куда попала влага, буквы и цифры слегка расплылись. Напевая заклинания, Багдасар начал прикасаться обломком гематита к пергаменту.

– Если высокочтимый Курикий имеет отношение к случившемуся, величайший, – объяснил он, – то благодаря связи, установленной моей магией, увлажненные места начнут светиться.

Маниакис молча ждал. Однако ничего не произошло. Минуты через две он спросил:

– Ты сделал все, что было необходимо?

– М-м-м… В общем, да, величайший, – ответил Багдасар. – Нам надлежит сделать вывод, что высокочтимый Курикий не входит в число гнусных злоумышленников, покушавшихся на твою особу.

Указывать Автократору на его ошибку было небезопасно, поэтому голос Багдасара слегка дрожал. Но Маниакис лишь пожал плечами, после чего маг сразу успокоился. Маниакиса известие о невиновности казначея только обрадовало, поскольку оно делало менее вероятной вину Парсмания. Автократору хотелось быть уверенным, что именно Курикия он видел беседующим со своим братом. Но увы…

– Невиновность Курикия, безусловно, не избавляет нас от необходимости проверить его жену. – Багдасар героически не желал упрощать себе жизнь.

– Я уверен, ты проведешь такую проверку должным образом, – рассеянно отозвал Маниакис. Предположение, что Курикий служил лишь посредником между Парсманием и собственной женой, не имея при этом никаких дел с магом, пытавшимся убить Автократора, казалось ему весьма маловероятным. Он почесал подбородок. – Кажется, в моем распоряжении нет никаких документов, написанных высокочтимым Цикастом. Ничего. Я отправлю ему записку, составленную так, что ему придется ответить.

– Величайший, – сказал Камеас, заглянув в дверь, – писец только что доставил необходимые бумаги. Прямиком из архива. – Соблюдая предписанные предосторожности, постельничий не назвал имени Парсмания.

– Пусть войдет, – ответил Маниакис.

Писец, маленький тщедушный человечек в шерстяной домотканой накидке, распростерся перед Автократором, а затем, поднявшись, протянул ему перевязанный лентой свиток пергамента. Развязав ленту, Маниакис убедился, что перед ним действительно одно из распоряжений, отданных Парсманием авангарду давно не существующей армии.