Молот ведьм

— Плод дел моих вы узрите во время шабаша; жертва моя кровава и дар мой — смерть невинного. Нима!

«И я единственная, кто не заработал на этом и не получил никакого иного удовлетворения», — могла бы добавить она, но, разумеется, промолчала. Как и всегда.

Прима удовлетворенно кивнула.

— Итак, дорогие сестры, мы все славно потрудились! Но радостные новости на этом не заканчиваются! Сегодня мы принимаем к себе новую сестру, и я прошу встать ее и патронессу, которая будет поручителем и наставником!

Инфанта вскочила на ноги, потянув с собой девочку в маске — черепе. Проксима аж заерзала от гордости за дочь. Альтера снова почувствовала укол беспокойства. Ей вдруг захотелось встать, завязать этой дуре глаза и отправить восвояси подобру-поздорову. Но Инфанта крепко держала подругу за руку, да и у той густо обведенные черным глаза горели от нетерпения в прорезях маски. Прима провозгласила:

— Начнем же обряд посвящения!

Даже сквозь толстый ковер Валерия ощутила подошвами стоп, как в разломах тектонических плит, у древних корней мироздания, гудение обрело тяжкий ритм, будто, очнувшись от сна, неведомый дровосек обрушивал, удар за ударом, исполинский железный топор, подрубая те самые корни. Уже не только свечи дрожали, но и вибрировали металлические бока раскаленной цинковой бочки. Терция с Керой быстро прошлись возле стен, задувая каждые две из трех горящих свечей; пламя оставшихся наливалось багровым и черным. Альтера сняла крышку с кипящего бака. Белладонна и Проксима запели на голоса, долго, протяжно, чуть подвывая на верхних октавах. Сестры построились в круг, и девочка в черепе — маске вышла на середину.

Вначале все шло, как и надо. Под хлопки, общий хохот и крики она стянула с шеи, видимо, только сегодня для такого дела повязанный шнурок с крестом, бросила на пол и азартно топтала, пока погнутый крестик не исчез в плотной ткани ковра. Сестры запели громче, ритмично забили в ладоши. Прима, в тон голосов, протяжно выкликала вопросы, а новенькая отвечала, срываясь на крик.

— Отрекаешься ли ты от христианской веры?

— Отрекаюсь!

— Отрекаешься ли от Христа, его матери Марии, всех его святых и от своего Ангела Хранителя?

— Отрекаюсь!

— Предаешься ли ты Сатане, нашему Господину и Хозяину, всем телом и всей душой?

— Предаюсь!

— Обещаешь ли ты служить Сатане всеми своими силами, привлекать к нему, рассказывать о нем и проповедовать его власть среди прочих людей?

— Обещаю!

«Она думает, что это какой-то перформанс, — внезапно отчетливо поняла Валерия. — Что рассказала девчонке дура Инфанта?». В этот момент Прима кивнула ей головой. Альтера кивнула в ответ, взяла из сумки фонарь и незаметно скользнула за дверь.

Звуки из зала почти не просачивались в коридор, но хтонический низкий стон, доносящийся из-под земли, ощущался и здесь. Толстые свечи вдоль стен полыхали, как факелы. Альтера быстро прошла через подвал и поднялась по лестнице на второй этаж. У двери кладовой, как часовой на посту, застыла Надежда Петровна.

— Пора, — сказала Альтера.

Петровна засуетилась, загремела ключом и вошла в темную кладовую, вертя перед собой фонарем. Перехватила его поудобнее и склонилась над коляской. Альтера услышала, как засопел и завозился младенец.

— Ну-ка, ну-ка, давай, Андрейка, иди сюда, пора тебе… — забормотала комендантша.

Валерия похолодела.

— Как ты его назвала? — услышала она собственный голос.

— Андрейка, — Надежда Петровна ощерилась. — Ну, это я так просто, пришло на язык…

— Уйди, я сама, — Валерия с силой оттолкнула старуху и дрожащими руками вытащила ребенка из коляски. В отверстии между пеленок зашевелился розовый носик. Младенец завозился и закряхтел.

Валерия чуть не завыла.

— Так я это, госпожа Альтера…я же так просто…я помочь… — растерянно бормотала Петровна, теребя пуговицу на желтой кофте.

Альтера перехватила младенца на руку, поддерживая согнутым локтем другой, в которой светился фонарь, и молча стала спускаться обратно в подвал.

Когда она вошла, церемония была в самом разгаре. Жаркий сумрак дрожал от завываний и криков и казался скользким и жирным. Темно-красное пламя чадило. От бака с водой валил пар, превращаясь в туман. Изломанные рогатые тени скакали по стенам и потолку. Одна из бутылей с вином уже была раскупорена, на полу белели брошенные стаканы. На Альтеру, пробравшуюся за алтарь и положившую младенца на пол, никто даже не посмотрел. Она вернулась в общий круг, в центре которого подпрыгивала в такт ударам в ладоши и радостно вопила толстая девочка, высоко подняв руки, в одной из которых зажат был стакан с недопитым вином, выплескивающемся при каждом движении. Прима скинула плащ. Между высоких грудей тело блестело от пота, как будто сквозь кожу проступили живые бриллианты, а спереди, на обвивавших бедра ремнях, болтался увесистый деревянный страпон. Ковен выл от восторга. Все обнажились следом за Госпожой, и девочка в центре тоже отшвырнула накидку, оголив белый рыхлый живот и мелкую, некрасивую грудь.

— Поцелуй Сатаны! Поцелуй Сатаны! Поцелуй Сатаны!