Молот ведьм

Заглянул внутрь беседки и увидел, что уважаемый каноник подмял Сильвию, обцеловывая ее щеки, а левой рукой старался задрать на ней юбку. У девушки были перекошенное от отвращения лицо и испуганные глаза. Я понимал, что как раз теперь наверняка раздумывает, не обманул ли я ее, словно дурочку, и не наблюдаем ли мы из кустов, считая все произошедшее смешной шуткой.

Я дал Курносу знак, чтобы он вошел первым. Когда появился на пороге, лицо Сильвии просияло такой счастливой усмешкой, что Курнос аж окаменел. Наверняка не привык к тому, чтобы его внезапное появление приветствовали с такой безбрежной радостью. Особенно – представительницы прекрасного пола. Но Курнос быстро опомнился, сделал два больших шага и хряпнул каноника кулаком по затылку. Тогда в беседку вошли и мы. Тинталлеро лежал на земле без сознания, а его глаза закатились. Я посветил лампадкой ему в лицо.

– Боже, спасибо вам, спасибо, – шептала Сильвия, трясясь всем телом, а Курнос сорвал плащ с каноника и накрыл ее. Я вздернул брови, но не сказал ничего.

– Ты не слишком его стукнул? – спросил через минутку.

– Мордимер, – Курнос почти обиделся. – Только погладил.

Я присел на корточки, взял руку каноника и проверил пульс.

– Твое счастье, – сказал я. – Ну ладно, в мешок его – и вперед.

У входа в беседку встал Второй с довольной физиономией.

– Чисто горлышко ему перерезал, – сообщил. – Типа и не дернулся. А труп – в кусты.

– Ну и славно, – подвел я итог.

– А она, – хрипнул Первый, кивая в сторону Сильвии подбородком.

Девушка сидела на лавке с погасшим взглядом.

– Вот как, – сказала тихо. – За все нужно платить, верно?

– Сделаю все быстро, – буркнул Курнос. – Даже не почувствуешь.

Я глянул на него с удивлением, поскольку редко бывало, чтобы к кому-то он испытывал настолько горячую симпатию, чтобы не причинять ему боли и не вызывать страх.

– Я никому ничего не скажу, – пообещала она неуверенно, а я ей усмехнулся.

– Скажешь. Уж поверь мне. Обо всем, о чем спросят, и о множестве вещей, о которых спрашивать не станут.

– Вы наверняка правы. – Голос ее был едва слышен.

– Но я обещал тебе месть, Сильвия, а пока что в руке твоей – лишь обещания. Я же всегда выполняю уговор. И что это была бы за месть, когда бы ты не увидела, как его милость каноник горит на костре, верно?

Она подняла голову.

– Тебя доставят в Инквизиториум. Мы уволили старую кухарку, поэтому займешь ее место. Никому не назовешь своего настоящего имени – да, впрочем, тебя никто ни о чем не станет спрашивать. Не покинешь тот дом без разрешения и без сопровождения человека, которого я назначу лично. И если поймаем тебя на такой попытке – поплатишься жизнью. Понятно?

Девушка кивнула, а в глазах ее я увидел благодарность и собачью преданность.

– Ох, Мордимер, – театрально вздохнул Второй. – У него типа милосердное сердечко. Девке б камень на шею и в канал – выдаст же!

– Камень на шею я тебе и сам сейчас могу… – Курнос повернулся ко Второму, и на месте близнеца, видя выражение его лица, я бы дважды подумал, продолжать ли спор.

– Ты осмелишься оспаривать мои приказания? – холодно спросил я у Второго.

Тот зыркнул на меня и будто скорчился с опаской.

– Нет-нет, – запротестовал быстро. – Я же только пошутил. Надеюсь, я тебя типа не обидел…

– Пока что нет, – сказал я, глядя ему прямо в глаза. – Ну ладно, – посмотрел на лежавшего каноника. – Пакуйте эту падаль, и валим.

* * *

Стражник, несший факел, шел в нескольких шагах передо мной, но каноник Тинталлеро приметил меня намного раньше. Я видел, что стоит с прижатым к решетке лицом, а когда меня узнал, начал выть. Не кричать, стонать или визжать – просто выть безумным волчьим воем.

– Вот же ж колдун, твою мать! – рявкнул стражник и врезал палицей по решетке. Тинталлеро тотчас прервал вой. – Гляньте на него, только распятие увидит – и сразу в вой.

Я усмехнулся, зная, что сия замечательная историйка наверняка быстро покинет стены тюрьмы и будет сто и тысячу раз повторена на виттингенских улицах.

Каноник Тинталлеро выглядел чуть смешно и чуть пугающе в своих одеяниях. Костюм, сшитый из козлиной шкуры (Второй чрезвычайно творчески подошел к делу) придавал ему вид не столько крайне отвратительного козла, сколько странного урода, рожденного в результате содомитских деяний. Жаль только, что слезы, кровь и пот уже размыли рисунки, которые Первый столь тщательно нарисовал на его лице.

– Приветствую, – сказал я, приближаясь к решетке, и едва оказался поблизости, как каноник попытался меня оплевать. Стоял с лицом, прижатым к решетке, а пальцами впился в железные прутья. Плакал от бессильной злости. – Я прихожу к вам как друг, – начал я ласково и снова уклонился от плевка. – Но вижу, что вы не жаждете духовного утешения. Что ж, – повернулся я к стражнику. – Проведите узника в комнату для допросов. Сразу и начнем. Ах, только сначала его разденьте, ибо как же в этой козлиной одежде-то…