Mon Agent или История забывшего прошлое шпиона

Но в один прекрасный летний день начала XXI столетия в Гайд-парке произошло нечто неожиданное. День этот, кстати, был будним, что не способствовало привлечению интереса к неудавшимся пророкам и удачливым клоунам со стороны спешащих по делам прохожих. Над огромной лужайкой парка лениво висели пушистые белые облака. По дорожкам неторопливо прогуливались няньки с колясками, а на изумрудной траве газонов возбуждали друг друга бесстыжие иностранные студенты и резвились ухоженные английские псы. Туристы угощались самыми дорогими в мире сосисками, а белки и птицы без всякого страха принимали пищу прямо из рук умиляющихся посетителей. В этот чудесный день не ожидалось ни массовых демонстраций, ни митингов, ни концертов рок-звёзд. В общем, никто из заступивших на дежурство полицейских не рассчитывал увидеть хоть что-нибудь, напоминающее чрезвычайное происшествие. Тем не менее, уже метров за триста от пресловутого символа английского либерализма возвращавшиеся с обеда разомлевшие члены наряда почувствовали что-то неладное. Против всяких ожиданий они увидели, что в описанном месте гигантского парка наблюдается некое тёмное пятно и что пятно это, скорее всего, представляет собой растущую прямо на глазах толпу людей. Полицейские встревоженно переглянулись и перешли на быстрый шаг. Вскоре шаг стал очень быстрым. А потом, не выдержав, приседая и придерживая шлемы и дубинки, полицейские понеслись к «Углу» стремительной рысью предчувствующих служебное взыскание фараонов. Достигнув цели, стражи порядка — с бьющимися сердцами, в которые упирались сожранные на обед бутерброды, — начали раздвигать толпу, готовясь к худшему. Один из них уже снял с пояса переносную радиостанцию и приготовился вызывать скорую помощь и детективов из отдела убийств. Каково же было их облегчение, когда они увидели не нож, зловеще торчащий из живота торговца наркотиками, и не старушку-миллионершу, которую хватил удар при виде обнажённого торса очередного студента. Перед ними оказался всего лишь хиппи среднего возраста, вещавший что-то с потрёпанной раскладной табуретки. Вместе с тем вслед за огромным облегчением «бобби» испытали и немалое удивление. Толпа продолжала расти, а на лицах людей царило такое выражение, будто они внезапно встретили ожившую принцессу Диану. Протиснувшись поближе, полицейские уставились на патлатого оратора, обладавшего чрезвычайно сильным и приятным голосом. Тот же продолжал говорить, не обращая особого внимания на появление стражи. У него был явственно различимый ближневосточный акцент. Светло-зелёные глаза лучились добротой и уверенностью в себе.

— …Кто, кто научил вас, любимые братья и сёстры мои, что Бог живёт в украшенных золотом храмах? Кто сказал вам, что человеку нужна чья-либо помощь для общения с ним? Почему вы внимаете жрецам, закосневшим в глупых ритуалах и сочинённых тысячи лет назад молитвах? Внемлите: человек свободен в своих отношениях с Господом! Разве потерпели бы вы приказывающего вам общаться со своей собственной матерью только через посредника? Да ещё и такого, который не достоин уважения и доверия? Как вы, которым тысячи лет тому назад было сказано отречься от идолов, опять стали идолопоклонниками, поклоняясь иконам, костям и распятиям? Неужели вы думаете, что он умер, желая, чтобы вы забывали Бога ради куска металла или деревянной доски? Верьте мне: не мог он учить тому, что нельзя развестись с нелюбимым супругом, что радости тела греховны и что надо вырвать глаз, неравнодушно смотрящий на красивую женщину!

Полицейские снова переглянулись: у этого были очевидные нелады с христианством. Впрочем, он был далеко не первым, кто распинался на «Углу» по поводу несоответствий, противоречий и просто глупостей, содержавшихся как в Ветхом, так и в Новом заветах. Правда, ни один из них не собирал ещё подобной толпы: либо из-за недостатка красноречия, либо из-за полного равнодушия окружающих к самой теме. Так или иначе, пока можно было говорить не о нарушении порядка, а, скорее, о нетипичной реакции прохожих на хиппи с вдохновенным симпатичным лицом и натруженными руками строительного рабочего.

— А ты-то кто такой? — наконец раздался из толпы враждебный голос кого-то, не выдержавшего нападок на основу Западной цивилизации. У него было плотное красное лицо и акцент уроженца Среднего Запада северных американских штатов. — Откуда ты знаешь, что ложь и что правда в Святом Писании?

— Точно! — поддержала его трясущая многочисленными подбородками и крашенными кудряшками пожилая соратница по туристической группе. — Лез бы ты, патлатый, обратно — под ту корягу, откуда взялся! Безбожник!

— Коммунист! — поддержал её англиканский священник, давно надувавшийся праведным гневом и поглядывавший на лица окружавших в поисках схожих эмоций и поддержки. — Одумайся, хулитель! Одумайся и покайся, пока не поздно! Ибо тяжка будет кара! Поразит тебя, святотатствующего, десница Господа нашего, Иисуса Христа!