Монах 5

Женщины ниже мужчин – но тоже крепкие, статные. Среди них Беата казалась худышкой, впрочем – фигуристой и очень привлекательной худышкой, и это мнение не только Андруса – парни, которые стояли на проповеди упорно пялились на ее зад и торчащую вперед крепкую грудь, обрисованную белой рубахой, просвечивающей под солнечными лучами, падавшими из открытых окон. Эти самые лучи будто нарочно освещали именно Беату, как будто Создатель решил выделить девушку среди толпы деревенских девиц.

Парни – мощные, с толстыми крепкими запястьями, были похожи один на другого, как горошины из стручка. Это и понятно – жизнь в Лесу заставляла человека производить свой род по определенному лекалу – другие здесь не выживут. И не выживали.

Все вооружены – на поясе висел нож, или кинжал – мечей Андрус не увидел, похоже, что мечи одевали только для боя – а какой бой в храме? Зачем туда тащить здоровенную железяку? А вот хороший кинжал, или нож – всегда помогут, если...а вот что – «если» - Андрус так и не понял. Когда они уходили из дома, Урхард протянул ему ремень с ножом приличного размера – с локоть длиной. Андрус выдвинул его из ножен и удивился – это был такой же, как у Беаты нож против тварей из Леса. Хозяин дома не стал комментировать удивленный взгляд работника, не сказал ничего про опасность, лишь буркнул под нос:

- Повесь на пояс. Мало ли что...пригодится. Тем более что у нас не принято ходить без ножей.

Андрусу оставалось лишь пожать плечами и нацепить железяку, больше смахивающую на короткий меч. Такой же висел на поясе Урхарда – у супруги поменьше, похожий на нож Беаты.

Все время, что Андрус был в храме, он чувствовал взгляды людей деревни – ну как же, интересно, что за человек объявился в доме Урхарда! Да еще такой странный – половина волос белая, половина черная. И лицо со шрамом – по виду то ли беглый преступник, то ли охотник за золотом – говорят, те отличаются буйным нравом и всегда готовы схватиться за нож. Соответственно – получают в ответ.

После окончания службы толпа пошла на околицу, туда, где между лесом и селом, над берегом озера была устроена ровная площадка, на которой, собственно и происходили состязания. Ничем особенным она не отличалась, кроме, пожалуй, рыхлого песка на том месте, где должны были бороться бойцы. Рядом площадка для мечников, и подальше – щиты-мишени лучников. Вот, в общем-то и все. Нет – не все – ряды скамеек, укрепленных в твердой, вытоптанной земле. Даже без навеса – видимо считалось, что настоящий лесовик не должен бояться дождя и солнца.

В этот раз рядом с площадкой выложили здоровенные кучи дров – в честь праздника. Ведь всем известно, что если прыгнуть сквозь очищающее пламя, то все твои заботы и горести сгорят, как эти дрова. Впрочем, частенько горести и заботы сгорали вместе с ресницами – после прыжков от народа пахло паленой свининой. Подпаленные бороды, усы и женские волосы не считались чем-то удивительным и служили лишь поводом для смеха и шуток – значит качественное было пламя, значит наверняка сгорят беды!

Рядом с площадкой в этот раз собралась вся деревня – старики, дети, молодые и взрослые. Дома не остался практически никто, кроме тех, кто совсем не мог выходить на волю – и то, двух инвалидов родственники принесли на руках. В общем – остались дома только те, кто не хотел участвовать в празднике.

Ради праздника была отправлена группа охотников, которые добыли двух лосей – теперь эти лоси жарились на углях, распространяя дразнящий запах мяса. Нет ничего вкуснее жареного мяса, пожаренного на углях над озером, тем более, если за все это не нужно платить – как и за пиво, несколько бочек которого выкатили к столу, возле которого стояли подавальщицы, наливающие каждому, кто желал. Все подходили со своими кружками, а если их не было – не стеснялись брать у соседа.

Пока что почти все были трезвы – не пойдешь же в храм навеселе? Хотя отдельные личности, как заметил Андрус, были уже в том самом состоянии, когда ноги ходят, руки хватают, а вот голова уже думает слабо. Особенно выделялся здоровенный мужичина лет сорока пяти, выше Урхарда на полголовы – он что-то орал, шумел и требовал музыки, так как ему обязательно нужно поплясать – душа горит. С ним рядом стояли двое парней, которые приходили в лавку. Беата именно про них рассказывала, что их папаша приходил учить Урхарда уму-разуму. Андрус вспомнил, что тех звали Хетель и Эгиль, их отца – как потом сказала Беата – Бирнир.

Селян было несколько сотен – Андрус не смог посчитать, сколько именно – люди все время переходили с места на место, бегали туда-сюда, как муравьи. Впрочем – и считать ему не хотелось – зачем? Что изменится, если селян двести пятьдесят? А что с того – если триста? Абсолютно безразлично. Единственное, что ему сейчас хотелось – это уцепить кусок мяса, кружку с пивом и посидеть на скамье, понаблюдать за тем, что происходит.

Минут через пятнадцать Андрусу это удалось – мяса притащил Урхард, он же принес кувшин с пивом и кружки. Через полчаса семейство Гирсе чинно поглощало еду, глядя на то, как бойцы готовятся к состязаниям.

Глава 4