Ratchnevsky Paul. 1974. Die Yasa (Jasaq) Cinggis-khans und ihre Problematic
Ratchnevsky Paul. 1983.
Ratchnevsky Paul. 1987. Die Rechtsverhaltnisse bei den Mongolen im 12–13. Jahrhundert.
Ratchnevsky Paul. 1993. Jurisdiction, penal Code and cultural Confrontation under Mongol-Yuan Law.
Riasanovsky Valentin A. 1937.
Ricci. 1994.
Sacy Silvestre de. 1826.
Togan Isenbike. 1998. Flexibility and Limitation in Steppe Formations: the Kerait Khanat and Chinggis Khan. Leyde: Brill.
Vladimirtsov Boris. 1948.
Vernadsky G. 1940. Juwaini’s Version of Chingis Khan’s yasa.
Эволюция tore в системе монгольского средневекового права
Одним из наиболее своеобразных элементов права средневековых монголов является тoре (варианты написания — тoре, тура, тору, тору и др.). В данной статье автор постарается определить место этого института в системе средневекового монгольского права, а также проследить его эволюцию в период существования Монгольской империи и государств Чингизидов — ее преемников.
Большинство исследователей определяют тoре как «порядок, закон, обычай, традиция», возникшие у древних тюрков, но по-разному определяют его место в их правовой системе (хотя иногда даются и более расширительные толкования — «держава», «власть» [Бартольд 2002, с. 39]; например, в монгольском языке «тулгар тoре» означает «власть оплотная»).
Существует несколько точек зрения относительно места тoре в правовой системе тюркских и монгольских народов вообще и в Монгольской империи в частности. Большинство зарубежных исследователей склонны полагать, что под тoре понималась вся совокупность норм и правил, регулирующих взаимоотношения и деятельность тюркского общества, включая как древние народные обычаи, так и право, творимое монархами и правителями [Yazdir n. d.]. Другие считают, что тoре, в отличие от народных обычаев «йосун», было продуктом правотворческой деятельности монарха (своего рода «имперский закон»), включая в его сферу регулирования вопросы как публичной, так и частной жизни народа [Максуди 2002, с. 232; Hooker]. При этом и те и другие придерживаются той точки зрения, что тoре у тюркских народов нашло полный аналог у монголов при Чингис-хане и его преемниках под названием «ясы» и даже утверждают, что в результате монгольских завоеваний тюркские народы и государства вместо своего исконного термина «тoре» стали применять чуждый им монгольский термин «яса», обозначая им, в принципе, ту же систему правовых норм [Yazdir].
Автор статьи не согласен с такой точкой зрения, поскольку институты тoре и яса в Монгольской империи и ее государствах-преемниках существовали одновременно еще в XIV–XVI вв., что подтверждается сведениями исторических хроник: «Узбек постоянно требовал от них обращения в правоверие и ислам и побуждал их к этому. Эмиры же отвечали ему на это: „Ты ожидай от нас покорности и повиновения, а какое тебе дело до нашей веры и нашего исповедания и каким образом мы покинем закон (тура) (выделено автором. —