Так как ритуал отвешивания поклонов кустам, огню и теням умерших правителей проходил перед изображениями на войлоке и шелке, то все выглядело так, как поклонение идолам. Князья также должны были хвалить монгольские обычаи, пить напиток из кобыльего молока и есть монгольские блюда. Малейшая демонстрация отвращения или равнодушия была опасна. Так как монголы остро чувствовали отношение, то у них доброта чередовалась с террором. В Орде все знали, перед какими людьми они находятся, кому оказывать почести, а кому нет. Правители регионов, находившихся под властью монголов, но вдали от Сарая и граничивших со свободными землями, встречали более вежливый прием, чем те, которые были ближе. Вот что утверждал человек, который жил во времена Батыя: «Монголы берут меньшую дань с тех, чьи земли находятся далеко от них и граничат с другими – свободными землями, и с тех, кого они по какой-нибудь причине боятся. Они обращаются с этими дальними подданными с большей добротой, чтобы они не нападали или чтобы другие повиновались им с большей охотою». Жестокому и кровожадному Батыю нравилось иногда очаровывать тех князей, которые склонились перед ним, и проявлять по отношению к ним великодушие, и в таких случаях он казался самым сердечным хозяином.
И хотя вся Русь находилась под монгольским игом, оно наибольшей тяжестью легло на ее центральные земли, которые действительно были сердцем Руси и составляли Владимирское княжество. Ярославу было невыразимо труднее управлять, чем князьям Волыни и Галича. После того как Киев был стерт с лица земли или вмят в нее, а Батый не проявил желания захватывать ни Венгрию, ни Польшу, Галич и Волынь, как ближайшие соседи этих стран, оказались в самом легком положении из всех русских княжеств.
Во время своего первого похода на Русь Батый не тронул западные смоленские земли, а во втором – не пошел в северном направлении дальше Бреста. В князьях Волыни и Галича он имел своих последних представителей. На западе находились земли, которые русские по своим причинам представили Батыю как земли, мало зависимые от их власти, фактически иностранные земли, и нарочно называли их не Русью, а Литвой. Таким образом, из всех русских князей положение Даниила было самым благоприятным по отношению к монголам. Что касается его черниговского соперника – князя Михаила, то можно сказать, что его владений уже не существовало. Чернигов и Курск были в самом худшем положении, потому что находились ближе всех к монголам. Вот почему после завоевания Руси Даниил и Михаил каждый по-своему выделились из других русских князей.
Даниил с детства не знал, что такое отдых, и лишь в зрелые годы после бесконечных трудов и усилий получил Галич и Волынь непосредственно перед монгольским нашествием, чтобы оказаться в положении обреченного, из которого он не видел выхода. Его княжества, в которые входили пограничные земли с Юго-Западной Русью, во времена главенства Киева были издавна привлекательны для древней столицы, но так как Киевская Русь уже больше не существовала, а Северная Русь оказалась во власти монголов, правитель Волыни и Галича должен был выбрать одно из двух: либо сформировать из своих земель новое отдельное государство и отделиться от остальной Руси – а в одиночку он не мог выстоять и должен был бы добровольно или против своей воли объединиться со своими западными соседями – поляками и венграми, а так как они были тесно связаны со Священной Римско-Германской империей, он не смог бы избежать союза с этой державой (его могли бы вынудить присоединиться к Римской католической церкви), либо у него был другой выход – признать и укреплять древнюю связь Волыни и Галича с остатками Руси, с той Русью, которая началась во времена Рюрика в Новгороде и приняла крещение в Днепре при князе Владимире. Но в этом случае ему пришлось бы испытать на себе монгольский плен и принести в жертву свою землю ради блага общей страны, терпящей большие страдания. Ему пришлось бы тогда держаться князей дома Владимира, которые были превращены в рабов, и нести с ними то же горькое бремя, которое выпало на их долю. Его православная вера запрещала ему присоединяться к Риму и Западу. Но присоединиться к другим русским князьям и остальному русскому народу, покоренному монголами, тоже для него было невыносимо; его гордость не могла вынести этого, и поэтому всю оставшуюся жизнь он томился в положении, из которого не было спасения и нравственного выхода.