Монголы на Руси. Русские князья против ханов восточных кочевников

Эти князья, которые раньше хвастались, что у них сто воинов на одного воина Мстислава, теперь обнаружили, что на каждого убитого или раненого воина Мстислава полегли десять, а то и больше воинов из их войска. Стоны раненых и умирающих на поле боя достигали Юрьева, как говорили потом его жители; а мертвых тел на том поле они насчитали девятьсот без учета тех, которые были унесены раньше.

Когда побежденные бежали и весь их лагерь попал в руки победителей, Мстислав запретил своим людям прикасаться к чему бы то ни было. «Оставьте лагерь, – сказал он, – и заканчивайте сражение, иначе они повернут назад и разгромят нас». Смоляне не могли удержаться от грабежа, а новгородцы повиновались и ринулись в погоню за врагом. Константин первым перестал сражаться; когда произошел перелом в ходе сражения в его пользу, он остановился. Он жалел своих братьев и не причинил им впоследствии никакого вреда. Их войско было жестоко разбито, целые полки были уничтожены.

И Юрий, и Ярослав бежали без оглядки: первый – во Владимир, второй – в Переяславль-Залесский. Юрий мчался во Владимир уже на четвертом коне, трех других он загнал до смерти. Он сбросил на дорогу всю верхнюю одежду и даже чепрак. Ярослав спасался бегством еще энергичнее. Он скакал на четырех лошадях, пока они не пали, и добрался до дома на пятой. Раненые и покалеченные воины стекались в Юрьев и окрестные деревеньки. Много людей утонуло при переправе через реки, другие умерли в пути. Каждый проклинал Ярослава, как человека, ставшего причиной их несчастья; на него одного они возлагали этот грех.

Когда владимирцы увидели со стен города всадника, мчавшегося к городу, они сочли его гонцом с радостными вестями от их князя, но когда он приблизился, они узнали самого князя Юрия в рубахе и штанах. «Укрепляйте город! Укрепляйте город!» – кричал он издалека. Вместо радости поднялся плач. На протяжении всей ночи разбитые остатки войска входили в город: одни – полумертвые, другие – раненые. Если бы победители решили пуститься в погоню, то ни Юрий, ни Ярослав, ни любой другой человек не смог бы от них спастись. Город мог быть сдан безо всякого сопротивления. Но они весь следующий день оставались на поле боя и подошли к Владимиру только утром в воскресенье.

Юрий отдышался и, немного придя в себя, сказал жителям города: «Братья, давайте запрем ворота. Быть может, мы сможем выдержать осаду». «С кем мы сможем ее выдержать? – спросили люди. – Где наши братья? Одни убиты, другие в плену, третьи вернулись нагие и раненые. Нет у нас поддержки». «Это верно, – ответил Юрий, – но не выдавайте меня моему брату Константину, или Владимиру, или Мстиславу. Я хочу встретиться с ними по своей воле». Они обещали выполнить его просьбу.

Видя, что ворота закрыты, как будто город в осаде, союзники окружили его. Ночью с воскресенья на понедельник во дворце начался пожар и поднялся громкий шум. Новгородцы хотели атаковать и полезли на стены, но Мстислав остановил их. Огонь быстро погасили, но во вторник через два часа после заката возник новый пожар, который полыхал до рассвета следующего дня. Тогда смоляне ринулись на стены, но снова получили приказ остановиться. Юрий послал свою просьбу: «Не торопите меня; я выйду к вам завтра».

В среду он вышел к своим врагам, взяв с собой двух младших братьев – Владимира и Святослава. Он поклонился победителям и сказал: «Братья, я кланяюсь вам, не лишайте меня жизни, а с Константином пусть будет так, как вы хотите».

Константин стал великим князем, и были сделаны приготовления к тому, чтобы принять его с почестями. Юрию выделили небольшой город на Волге, куда он должен был отправиться без промедления. Его жена и слуги немедленно сели на корабли, которые уже были приготовлены для этого.

Люди были глубоко тронуты поведением епископа Симона, который не захотел расставаться с Юрием. Всю свою жизнь он делил с князем радости и печали и теперь поплыл вместе с князем и его семьей вниз по реке Клязьме. Прежде чем отправиться в ссылку, Юрий попрощался со своими родителями. Он низко поклонился и помолился на могиле своего отца Всеволода Большое Гнездо и сказал сквозь рыдания: «Бог судья моему брату. Вот до чего довел меня Ярослав». После этого он смиренно уехал, и никто, видимо, не заметил его отъезда. Он поехал в назначенный ему «маленький городок» – так он называл место своей ссылки, не указывая точного названия.