Монокль. Рецензии на книги Михаила Гундарина

С одной стороны, в жизни не всё так однозначно, иначе народ не брал бы из детских домов сирот для удочерения/усыновления (по велению души, а не только по причине, что по медицинским основаниям сами иметь детей не могут, или что за сирот дают большой куш/приданое в виде материнского капитала). С другой стороны, в каждом житейском и словесном штампе, как в шутке, есть доля истины, на которой (этой доле) внешне и построен сюжет четвёртого «трека» книги Гундарина.

Открываем ларчик с часами, с кукушкой и шкафчиком. У Цоя:

«Кто пойдёт по следу одинокому?

Сильные да смелые головы сложили в поле в бою.

Мало кто остался в светлой памяти,

В трезвом уме да с твёрдой рукой в строю, в строю…»

Местный «Шерлок Холмс» на пару со своей помощницей находятся в светлой памяти, в трезвом уме и с твёрдой рукой, а потому привели в дом собаку-ищейку (чего прежде не догадались сделать ни хозяин дома, ни его недалёкая по уровню развития сознания охрана). Собака и пойдёт «по следу одинокому»! Она и приведёт всех к часам с кукушкой. Так и открылся наш (вернее, хозяйский) ларчик. Дочка пряталась именно там, в часах. В рассказе прямо не сказано, что это были за часы. Но мы попробуем порассуждать. Если бы они настенные, к примеру, вот такие…

…или такие:

…или любые другие аналогичные, то девочка, даже двухлетняя, вряд ли бы туда сумела залезть и там поместиться.

Дальновидному/смекалистому читателю (а вместе с ним и рецензенту) самому приходится догадываться, что часы, упомянутые в «треке» явно были старинными и напольными. Видимо, раритетными, ибо хозяин дома – мужчина весьма состоятельный. Но даже не все напольные часы подходят для «пряток».

Вот в таких разве девочка поместилась бы? Вряд ли! Тут негде!

Значит, часы были такими, какие есть на следующей картинке (видите некое вместилище в нижней части конструкции часов, куда может спрятаться маленькая двухлетняя девочка?)

Конечно, сложиться ей пришлось бы вдвое-втрое, что называется, в три погибели, но поместиться она там поместилась бы:

В конце концов добро победило зло, как в сказке «Золушка» или в «Двенадцати месяцах». Вот девочка сидит в часах. Но! Она не сама там спряталась, а «добрая» мачеха, называя себя «мамой», накачивала малышку то ли чем-то седативным, то ли вообще наркотиками, и засовывала её туда, чтобы под ногами не путалась и жить не мешала. Мачеха и мальчика не раз пыталась в часы с кукушкой втиснуть хоть тушкой, хоть чучелком, но мальчик-то уже пятилетний, телом покрупнее, в «ящик» так и не вместился:

«…– Танька… – рычит папа…»

Про сжатые отцовские кулаки автор «треков» ничего нам не сообщает, но тут на помощь, как и положено, приходит Виктор Цой:

«Солнце моё, взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох – дай огня.

Вот так…»

А вот тётя Таня (так сказать вторая «мама») в один миг куда-то пропала, будто вовсе не бывало. У Цоя:

«Где же ты теперь, воля вольная?

С кем же ты сейчас ласковый рассвет встречаешь? Ответь…»

Куда конкретно пропала сия тётя, автор книги нам ответа тоже не даёт. Можем предположить, что на всякий случай просто сбежала, куда глаза глядели.

…Говорите, не сказка? А вот я уверен, что самая настоящая сказка. В сказках всё именно так и полагается. Особенно счастливый конец.

Итог по четвёртому «треку»: Гундарин, Цой, Гримм (братья), Базиле, Крылов, Перо.

Можно в алфавитном порядке (сильно скромнее в отношении автора книги тут не получится – попадает в серединку списка): Базиле, Гримм, Гундарин, Крылов, Перо, Цой.

«Песен ещё ненаписанных, сколько?

Скажи, кукушка, пропой…»

А вот тут ответ есть! Осталось ещё ровно восемь треков.

Прогулка романтика

Один раз уже написал, но не худо бы и повториться: автор с третьего «трека» («Бездельник»), пусть и не навсегда, отказывается от «лирического героизма». Его персонажи начинают быть не «я», вернее, не только «я», а получают говорящие имена. В «Прогулке романтика» главный герой – некий Копытов (чёрт? маленький/мелкий бес?). Быстренько вспоминаем Фёдора Сологуба, дорогой читатель! А кто не читал «Мелкого беса», ещё не поздно это сделать прямо сейчас.