(
***
Помнит ли по предыдущим «трекам» уважаемый читатель, с каким ностальгическим трепетом автор книги пишет о второй половине 80-х годов прошлого столетия (и уже тысячелетия)? К примеру, про козу («трек» «Печаль») или про попадание в прошлое («Пачка сигарет»). Вот и в «Камчатке» в банальной, казалось бы, фразе «
Из того же самого, ностальгического: в тексте последнего «трека» два раза впервые упоминается БГ – звезда из утраченной/безвозвратно ушедшей эпохи (в фейсбуке Гундарин уже в наше время часто публиковал стихи и репостил тексты/реплики Гребенщикова).
С конца 80-х прошла целая жизнь, и пора её осмысливать. Впрочем, есть и другое мнение: пора осмысления той жизни нашими современниками давно миновала (опоздали!), а потомками
…Итак, кого мы видим в тексте последнего «трека» (забудем в этой главке рецензии про алфавит и отдадим безусловную пальму первенства самому певцу и музыканту, вдохновившему автора книги на написание двенадцати рассказов): Цой, Апдайк, Горький, Рыбаков и, разумеется, сам Гундарин. Из киномира – Подниекс.
Заключение
Вся книга написана на грани реальности и фантастики. Или так: на разных гранях (их много) между реальностью и фантастикой. Представляете себе гранёный стакан «времён Очакова и покоренья Крыма» (метафора: понятно, что речь о стакане советских времён; а «покоренье Крыма» – времена императрицы Екатерины II)?
Представляете? Одна грань «перетекает» в другую, другая – в третью, и снова в первую, а потом в пятую-десятую, порой и не поймёшь, где что, а что где: грани искрятся и играют. В общем, всё – сплошная авторская фантазия на основе/с примесью собственного опыта. Или так: фантазия, в которую этот опыт искусно вплетён (шапка по Сеньке), но местами – нарочито втиснут (тяжела ты, шапка Мономаха).
В двенадцати «треках» почему-то не нашлось места аллюзиям ещё к трём, пожалуй, наиболее известным песням Цоя, а именно: к «Звезде по имени солнце», к «Переменам» и к «Группе крови». Первые две лишь походя упомянуты в заключительном «треке», как спетые на самом последнем и самом успешном концерте музыканта. Как на последнем издыхании. Или как финальный (ну, ладно, так и быть, пусть дембельский) аккорд. Семь песен. У Гундарина не семь, а двенадцать. И не песен, а «треков»-рассказов: «дембельский» аккорд Цоя переплюнут.
Сквозная тема всех «треков» – отношение к 80-м и 90-м годам прошлого столетия.
80-е годы, вплоть до 1988-го, лирические герои могут любить или не любить, но сам автор их любит («остановись мгновенье, ты прекрасно!»). А вот начиная с переломного 88-го и все 90-е, чего уж скрывать, и сам автор не жалует (а то и ненавидит), и персонажи/лирические герои его книги того же мнения, как милые животные, включая ослика Иа, из советского рисованного мультфильма «Винни-пух и день забот». Да и к нулевым, и десятым отношение не ахти какое (у всех авторских «эманаций», хотя вроде и получше, чем к лихим девяностым).
Сквозной сюжет «треков»: все или подавляющее большинство героев (и лирических, и «просто» героев/персонажей, то есть названных по именам или фамилиям) бедны, как церковные крысы, пардон, мыши. И все от этого чувствуют себя неудачниками или в творчестве, или по жизни. И ужасно от этого страдают. То ли лишние, то ли маленькие люди (как гоголевский Акакий Акакиевич), то ли «в одном флаконе» и «оба хуже», как в советское время партийные уклоны. Думаете Фрейд? А я думаю, что нет! Просто совпадение! Тема неудачника к автору книги не относится: он широко известен среди читателей и народа, писуч и удачлив как в жизни, так и в творчестве.
Прочесть весь текст книги можно быстро – откликнуться сложнее, ибо надо, включая заскорузлую «советскую» память, суметь правильными словами и тоном описать пересекающиеся множества и накладывающиеся одни на другие аллюзии и ассоциации. Чтобы не накосячить в цитатах, требуется не раз и не два возвращаться к текстам самих цоевских песен (что, кстати, тоже хорошо).