Монокль. Рецензии на книги Михаила Гундарина

А вот лирический герой («я») – генерал, пусть и отставной. Есть разница в масштабе личностей и в их статусах? То-то же! Ответ однозначный. Однако спёкся генерал, размяк, расслабился, выдал себя, расшифровал, раскодировал, выпустил наружу и распушил хвост. В конце трека именно так: «…Выпустил для начала свой прекрасный, украшенный изумрудными шипами хвост. Метафора? Не сказал бы…» Генерал оказался мелковат, значит, как и царь в известном фильме, тоже не настоящий.

Ключ к интерпретации и разгадке? Есть ключ! Он же – Цой (песни-то – его, не кого-то другого!):

«Нам не хватает тем,

Не нарушай покой,

Эта ночь слишком темна

…

…Хочется спать, но вот стоит чай

И горит свет ста свечей

Может быть, завтра с утра будет солнце

И тот ключ в связке ключей?..»

Итак, в этом треке: Гундарин и Цой. С предтечами негусто – лишь Данте Алигьери.

Можно скромнее: Данте, Цой, Гундарин. Или: Цой, Данте, Гундарин. Всё равно плеяда из одного ряда. Или шайка-лейка на одной ровной линейке по стойке смирно.

…И небольшая ремарка с картинкой в конце для полного понимания сути рассказа. Кто смотрел и помнит советский детский кинофильм-сказку «Королевство кривых зеркал»?

Ключ!

Ключ!!! Хоть от рая, хоть от ада, но ключ один и тот же (даже если в двойном экземпляре). Ключ к разгадке. Как говорится, хоть горшком назови, только в печь не сажай.

Бездельник

Песня Цоя «Бездельник» автобиографична. Бытуют две версии, чем занимался певец и музыкант Цой в период её написания. Причём, поскольку каждый из мемуаристов смотрит со своей колокольни, то, скорее всего, обе версии-правды тянут на одну истину. Все ведь помнят гуляющую по интернету картинку, в центре которой представлена объёмная «истина» в виде цилиндра, а на двух проекциях (в виде теней на противоположных плоскостях) – «это правда» (четырёхугольник) и «это правда» (овал или круг)? Свет на цилиндр падает с разных сторон. Дескать, истина одна, а правд может быть множество – в зависимости от того, с какого угла/ракурса взглянуть.

Друзья Виктора Цоя вспоминали, что, поскольку в 1981 году он был отчислен из Серовского училища, «тусовка жила именно так, как об этом спето». Другая версия: «как вспоминал его отец, большую часть времени [Цой] лежал на диване». В принципе между версиями нет противоречий, ибо юность мобильна: можно и с друзьями успеть потусоваться (например, вечерком с пивасиком-рыбкой или водочкой-огурчиком), и дома на диване полежать (весь день с утра до… бесконечности, вернее, до момента встречи с тусовкой).

А вот чтобы сделать свой третий «трек» менее автобиографичным, Михаил Гундарин отказывается от лирического «я» и называет героя «весомо, грубо зримо» Тихоглазовым (подозреваю для того, чтобы прорвать громаду лет и явиться в грядущее так, «как в наши дни вошёл водопровод, сработанный ещё рабами Рима

»).

Чуешь Маяковского, дорогой мой интеллектуальный читатель? Да-да, герой неспроста назван Тихоглазовым без имени-отчества, «классическим бездельником», быть которым даже лирическое «я» автора испытало физическое и духовное отвращение, а потому не пожалело. Глаз-то типа не зоркий, а… тихий: «Конец семидесятых уже показывал нам грядущие признаки демократического разложения, смотрите, мол, в оба – да кто бы разглядел». Товарищ, гляди в оба! Он же! Как пить дать он! Маяковский, курилка! Как и обещал, дошёл до нас через тексты Гундарина, «через хребты веков и через головы поэтов и правительств».

И кстати (тут уже моё персональное лирическое отступление): кто из нас, сочиняя что-либо на досуге или без досуга, да и просто ничего не сочиняя, не любил (в детстве и юности) поваляться на диване. Кто из нас ещё и сегодня не любит делать это же самое или нечто подобное (то бишь ничего не делать и даже ничего не сочинять)! Мало ли нынче так называемых диванных поэтов, писателей и (особенно!) аналитиков/аналитегов…