Монсегюр. В огне инквизиции

— А как же ты, отец? Я не поеду без тебя! — в отчаянии выкрикнул он, вспомнив последние слова незнакомца.

— Тебе нужно отправиться в замок Монсегюр, — произнёс Рауль голосом, не терпящим возражений. — Передашь вот эту бумагу Бертрану Мартену.

И он протянул сыну свиток.

Пьер молча взял послание, даже не спросив отца, что в письме и почему он так поспешно посылает его в Монсегюр. Это насторожило Рауля.

— Ты слышишь меня? Передашь письмо Бертрану Мартену.

Пьер понял, что ему следует удивиться.

— Самому Бертрану Мартену, епископу катаров?

— Да. Это очень важно. Отправляйся не мешкая!

— А ты… — Пьер запнулся. Огорчение и досада охватили его. Собравшись с духом, он твёрдо произнёс: — Мы должны ехать вместе. Я знаю. Ты не можешь здесь оставаться. Инквизиторы придут за тобой.

Отец внимательно смотрел на сына и молчал. И это молчание было красноречивее любых слов.

Рауль не мог уехать. Его исчезновение вызвало бы подозрение у святого следствия. Инквизиторы стали бы его искать, а значит, могли схватить и Пьера. Этого нельзя было допустить. Пьер должен беспрепятственно добраться до замка.

— Поедешь один, — сухо произнёс Рауль. — Твоего ухода из города никто не заметит. Это письмо должно попасть в Монсегюр.

— Но, отец, твоя жизнь в опасности, — упорствовал Пьер. — Инквизиторы только приехали в Тулузу, а уже сколько доносов поступило им на вполне благонадёжных граждан. Что уж говорить о тебе.

Рауль нахмурился. Лицо его передёрнулось и словно по-темнело. Голос зазвучал глухо и надломлено:

— Доносы… Как только люди способны на такое. Я не узнаю Тулузу. Трусостью и низостью пропитан этот город. Где былая гордость тулузцев? Где честь? Люди готовы захватить чужое имущество любой ценой, против всякой справедливости, с таким хищничеством, без стыда презрев слова Божьи о любви друг к другу.

Он замолчал. Комок подступил к его горлу, тяжело заныло сердце.

Некогда весёлая, беззаботная и гордая Тулуза, столица трубадуров, блиставшая изысканностью нравов и образованностью, Тулуза, которую Рауль так любил и за свободу которой боролся, превратилась в угрюмый, мрачный монастырь, где царствовали подозрительность и страх. Не консулы и не законный владелец этой земли, граф Тулузский, властвовали здесь, а безжалостные инквизиторы, наделённые Римской Церковью почти неограниченной властью.

С прибытием Вильгельма Арнальди в Тулузе открылся церковный трибунал. Город замер в ожидании чего-то ужасного. Почти сразу в руках инквизиторов оказалось более ста доносов, и с каждым днём доносителей становилось всё больше и больше. Каждый мог оклеветать собрата. Инквизиция стала оружием тех, кто хотел избавиться от личных врагов. Даже самые благочестивые католики не чувствовали себя спокойно, каждого из них могли обвинить в соумышлении ереси. Доносчиков вовсе не пугало, что по законам за клевету грозило наказание. Их обвинения, как правило, носили уклончивый характер — что, мол, подозреваемый, может, и не еретик, но слухи, которые про него ходят, свидетельствуют о его неблагонадёжности, а сами-де они доносят не из злого умысла, а исключительно исполняя повеление святого следствия.

Рауль не мог забыть сегодняшнюю сцену в церкви, когда инквизиторы прямо на утренней мессе взяли под стражу одного из его друзей. Что уж тогда говорить о нём? Каждый знал, что дом Рауля де Брюи открыт для катаров, этих злейших врагов католической Церкви. Не сегодня так завтра инквизиторы придут за ним. И надо быть готовым к этому.

Взяв со стола меч в золочёных ножнах, он подошёл к сыну.

— Возьми, он теперь твой. Употреби все усилия, чтобы быть его достойным.

Рауль мгновение стоял неподвижно, прощаясь с оружием. Губы его чуть заметно дрогнули. Глубокая морщина пересекла лоб.

Пьер растерянно смотрел на отца. Он знал: только перед лицом смерти рыцарь мог решиться на такое.

— Не хочу, чтоб он достался им… — Рауль, не закончив фразы, решительным жестом протянул меч сыну. — Иди, уже темнеет. Господь поможет тебе.

Закутанный в чёрный плащ, Пьер медленно шёл по улицам Тулузы. Декабрьский воздух неприятно холодил спину под одеждой. Казалось, всё вокруг было пропитано промозглой сыростью. Даже люди, попадавшиеся на дороге. Его верный конь, понуро опустив голову, шагал рядом. Монотонный цокот копыт немного успокаивал. И всё же Пьеру было не по себе: чудилось, что из-за каждого угла за ним следят злые, подозрительные глаза. Приходилось озираться, опускать взгляд при встрече с прохожими. Будь его воля — вскочил бы на коня, как вихрь, промчался по улицам Тулузы, оставляя позади этот некогда любимый, а теперь унылый и ненавистный город. Но нет, нельзя, надо быть осторожным…