Монтаж памяти

Невольным жителям хижин было уже не до сна. Я догнала Роуз по дороги в нашу лачугу. Во дворе испугалась жуткого зрелища – мужчина, опустив голову в ведро с водой, издавал странные звуки, пуская бурлящие пузыри по поверхности.

– Что происходит? Что он делает? Свихнулся? – я шла, всё время оглядываясь на этого «водолаза».

– Нелли, он молится по утрам.

– Что за ритуал страшный?

– Если Харрис услышит слова прошения Джейкоба к Богу, он высечет его.

– Вам запрещают молиться?

– Он кричит и плачет пред Своим Богом, верит и просит вывести нас из рабства, как когда-то Он вывел евреев из-под Египетского гнета. Вода заглушает громкие звуки и делает слова неразборчивыми.

– Откуда он знает эту историю? Вам ведь запрещено читать.

– Не «Вам», а «нам». Ты тоже одна из нас. В седьмой день, день покоя Господня, хозяева позволяют нам отдыхать, – на лице Роуз промелькнула улыбка, будто она вспомнила что-то приятное. – Получив пропуск, мы можем пойти на богослужение в городскую церковь. Для рабов есть специальное место, отдельное от белых господ, где можно слушать слово Господне. Нас учат не воровать, быть послушными хозяевам, с терпением сносить испытания. Нет нам награды, когда мы служим добрым господам. Так каждый сумеет. Но венец ждет тех, кто покоряется и творит добро даже тем, кто зол и жесток. Но историю освобождения мы услышали от странствующего проповедника. Он гостил в прошлом году на соседней плантации, хозяин которой свободный чернокожий мужчина. Такой светлый человек. Неженатый. Наши девушки мигом размечтались, конечно же.

– А чтобы пойти на соседнюю плантацию, тоже нужен этот самый пропуск?

– За пределами имения «Колыбель магнолий» любой белый потребует у тебя пропуск. Поимка беглых рабов – прибыльное дело, за которое хозяева платят вознаграждение. Все не против поживиться легкими деньгами.

Это настоящая западня, из которой единственный выход – путешествие на кладбище. А, может, и вовсе негров закапывают на заднем дворе, как останки коров и свиней.

Войдя в хижину, я увидела рослую и крепкую женщину, которая сидела в углу на земляном полу и что-то негромко бормотала, уставившись в пустоту. В очаге рыжие лапы огня жадно хватались за поленья.

– Роуз, с кем она говорит? Тоже читает молитву?  – тихо и с опаской произнесла, боясь спугнуть нашу соседку.

– О, нет-нет. Это Мелоди. Она разговаривает со своими детьми.

Батюшки, что за сумасшедший дом. Какими детьми? Я их не вижу?

– Ты видишь её детей?

Вдруг и Роуз тоже не дружит с головой? Может быть, это коллективное помешательство.

– Пять лет назад, когда Мелоди рубила деревья на лесопилке, её детей у нашего хозяина за хорошую плату одолжил господин из соседнего штата на другом берегу реки Миссисипи. Он на какой-то сложной штуковине получает из кипящего сока тростника сахар. Своих рабов в тот год ему не хватало. Дети стояли вдоль двигающейся дорожки, на которую укладывали свежесрубленное стебли этого растения. Малютки были смышлёными и расторопными, и тот масса в итоге выкупил их у нашего хозяина. Мелоди ему не продали. Она билась, как животное, наполовину застрявшее в пасти аллигатора. Умоляла не продавать детей или отпустить её с ними. Но лесоруб она отменный, а хозяин в тот год задумал расширить амбар, перестроить конюшню. Так она и не оправилась с тех пор, но работает хорошо.

Роуз начала хлопотать у огня. А я погрузилась в ещё большее отчаяние под грустную тихую песню мужчины, доносившуюся из соседней хижины, точно такой же, как и наша – без единого оконца и проблеска света снаружи:

Beams of heaven, as I go,

Through this wilderness below

Guide my feet in peaceful ways

Turn my midnights into days.

– Джозеф запел, значит, опять скучает по жене.

– Она умерла?

– Нет, Мэри – рабыня на другой плантации в Натчезе. Они в прошлое Рождество поженились. Хотя как у нас женятся… просто говорят всем, что они стали семьей. Ежели господа добрые, то иногда и праздник позволяют с песнями, танцами и гостями-рабами с соседних плантации. В старые времена бывало напечем пирогов и накроем столы в саду на свадьбу. Кто-нибудь на скрипке сыграет или на барабанах. Мы плясали, позабыв хотя бы на время о побоях и нищете. Но видеться мужьям с жёнами можно только в день Господень, если оба хозяина позволят.

– И что же хозяева? Запретили Джозефу?

– О, нет. Им такое только на руку. Бесплатное разведение рабов. Особенно когда ввоз рабов из Африки запретили. Только вот детский плач иные хозяйки не терпят. Грудничка Зои, рабыни у Уильямсов, госпожа забила на смерть.

Я подумала, что госпожа, о которой говорила Роуз, – мать Томаса. Ну и семейка.

– У неё была больна голова в тот день, а малыш всё никак не унимался, плач доносился до открытых окон миссуз. Она выскочила и била дитя, пока тот не перестал плакать. Но вместе с этим он и дышать прекратил, ангелочек Господень.