Я уже собираюсь сказать, что не помню того времени, когда не нуждался в ней, что она, возможно, нужна мне больше всего на свете. Собираюсь спросить, кто она вообще такая, чтобы решать за меня, что мне нужно, а что – нет. Но с моих губ не слетает ни звука, и она, наверное, думает, что я своим молчанием соглашаюсь с ней.
– Значит, все кончено? – спрашиваю я.
– А что еще остается? – В эту секунду Солнышко наконец смотрит мне в глаза, и я понимаю: она это всерьез.
– Ты ведь не сказала мне, – произношу я, поскольку не готов сказать, что ничего не остается.
– Не сказала что? – Она прикидывается дурочкой, и такое поведение оскорбляет нас обоих.
– Сама знаешь.
– Ты не спрашивал.
– Не спрашивал? – Должно быть, мой голос взлетает на октаву, потому что я не могу поверить тому, что слышу. Вся моя непоколебимость, копившаяся во мне на протяжении последних десяти лет, разбивается вдребезги. – Это я не спрашивал? Ты правда этого хочешь? Хочешь, я начну задавать вопросы? Прямо сейчас? Мне разрешается? Вряд ли ты этого хочешь, но мы все-таки рискнем. Что за фигня приключилась с твоей рукой?
Она вздрагивает. То ли из-за вопроса. То ли потому, что я кричу.
– Нет? Такой вопрос не подходит? Не устраивает? Тогда как насчет другого: что это было вчера ночью, черт побери? – Ответ на этот вопрос мне нужен гораздо больше, чем на предыдущий.
Она не отвечает, что меня ни капли не удивляет. Да мне уже и не нужен ее ответ: я на взводе и не намерен отступать.
– Говори! Ведь ты сама сюда пришла, проникла в каждый уголок моей жизни, дождалась, пока все мое существование будет полностью связано с тобой, и ушла. Для чего? Зачем все это нужно? Это шутка такая? Тебе стало скучно? Решила просто поразвлечься со мной?
– Я изломана.
– Что? – Я понятия не имею, о чем она говорит. – Из-за того, что ты больше не девственница? – Звучит глупо. Я вдруг понимаю, как сильно ненавижу это слово. Наверное, я и есть дурак. Из-за своей глупости решил, будто все знаю об этой девчонке. Она то и дело грязно выражается, сыплет всевозможными намеками, словно рассказывает о готовке печенья, а я, как полный идиот, даже не допустил мысли, что у нее никогда этого не было. Во всем виноват я сам, пусть и не знаю, что именно натворил.
– Тогда почему? Почему ты переспала со мной? – Мне ненавистно звучащее в моем голосе отчаяние.
– Потому что я знала, что ты этого хочешь. – Вот так прямо. Холодно. Сухо. Без эмоций. Она ведь знает, что это ложь.
– Что за бред, Солнышко? – Я больше не в состоянии контролировать свой голос. Меня обуревает ярость. – Ты потеряла девственность, потому что я этого хотел? Даже не смей сваливать все на меня. Я бы никогда так не поступил с тобой.
– Ты ничего мне не сделал. Это я. Я использовала тебя. – Ее спокойное безразличие выводит меня из себя.
– Для чего? – Меня всего трясет – настолько я зол.
– Это – последнее, что не было уничтожено во мне. Я просто хотела это исправить. – Она выводит мысками круги на полу.
– Черт возьми, что это значит?
Молчание. Вот и все, что я получаю в ответ. Все, что я заслуживаю.
– Хочешь сказать, что использовала меня, чтобы я тебя уничтожил? – Я стараюсь говорить спокойно, однако не понимаю, откуда это спокойствие берется. Наверное, ее холодность начинает передаваться и мне. – Тогда все предельно ясно. – Я издаю горький смешок. Пересекаю комнату и всаживаю кулак в дверь спальни. Занозы больно впиваются в кожу. Солнышко съеживается всего на миг, но быстро берет себя в руки. На ее лицо возвращается безучастная маска, и передо мной снова Настя.
– Ну и как? У меня получилось? Скажи, я уничтожил тебя?
Она кивает. Я вновь смеюсь – это единственное, на что я сейчас способен.
– Офигеть. – Я не перестаю смеяться; мне кажется, будто я схожу с ума. Вскидываю руки вверх – я сдаюсь. – Поздравляю. Ты хотела, чтобы тебя уничтожили? А вышло еще лучше, потому что ты и меня угробила, Солнышко. Теперь мы оба – ничто.
Она не двигается с места. Взгляд устремлен в пол. Руки сжаты в кулаки, как и у меня.
Я сажусь, поскольку меня не держат ноги. Наклоняюсь вперед и прижимаю ладони к глазам. Мне не видно, но я точно знаю, что она все еще тут.
– Убирайся к чертям из моего дома.
– Я ведь предупреждала тебя: не стоит меня любить, – шепчет она, словно уговаривает саму себя.
– Поверь мне, Настя. Я нисколько тебя не люблю.
Она уходит, бесшумно затворив за собой дверь.
Я впервые назвал ее по имени.
Настя. В его устах это имя подобно звуку разбивающегося стекла. Меня уничтожило не то, что я переспала с Джошем. А совсем другое: его голос, его лицо, ужас в его глазах из-за того, к чему вся эта ситуация привела. Он смотрел на меня так, словно не мог поверить в то, как я поступаю. И его не стоит в этом винить – я и сама не могла поверить. Но все равно так поступила, потому что не могу иначе.
Глава 47
Моя жизнь превратилась в ад, и я это заслужила. Но я могу справиться с болью, раз она – результат моего осознанного выбора.