Дрю теперь ходит передо мной на цыпочках, а я всячески его избегаю. Не хочу втягивать его в эту историю. Он часть жизни Джоша. Почти все время я провожу с Клэем. Или одна. Мне было бы легче переносить одиночество, если б я нравилась самой себе. Но сейчас я себе не нравлюсь. Нисколько.
Труднее всего для меня четвертый и пятый уроки, потому что там я неизбежно встречаю его и не могу притворяться, будто в моей жизни его никогда не существовало, как делаю это в остальное время. Словно это может как-то помочь. Словно тут в принципе что-то может помочь. Я могла бы сделать вид, что не наблюдаю за ним, что моих решимости и самоуважения достаточно, чтобы не дать ему заметить мой взгляд, но мне не хватает дисциплины. Каждый день я твержу себе, что не стану смотреть, но потом все равно смотрю. К счастью, он ни разу не заметил, как я гляжу на него. Потому что он вообще не смотрит в мою сторону. Оно и не нужно. Ведь я его не заслуживаю.
В мире еще, должно быть, полно таких Джошов Беннеттов. Но только не для меня. В моей жизни он был единственным.
А я его упустила.
Однажды Марго садится рядом со мной за кухонный стол. Я в это время делаю вид, будто сосредоточенно читаю стихотворение, в котором мне ни слова непонятно. В последние дни я практически постоянно занимаюсь домашней работой. А сколько миль пробегаю – не сосчитать.
– От моего внимания не ускользнуло, что теперь ты вроде как снова живешь здесь, – говорит она.
Я продолжаю сверлить взглядом строчки стихотворения, как будто от этого слова внезапно отделятся от страницы и вплывут в мою голову.
– Я спросила бы, не желаешь ли ты об этом поговорить. – Она легонько улыбается, пытаясь как-то завязать разговор, но это бессмысленно. Сейчас все бессмысленно. В том числе я сама.
Я даже стала на выходные уезжать к родителям, чтобы меня не ждали на воскресные ужины. Возможно, это единственный мой осмысленный поступок.
Никто из родных не спрашивает, с чего это я вдруг начала приезжать. Меня просто принимают без слов.
В один из моих приездов мне вручают еще один подарок на день рождения. Поскольку от телефона я отказалась, мама дарит мне фотоаппарат. Он довольно простенький, не такой навороченный, как у нее, но дело не в нем самом. Она дарит мне частичку себя. Взамен утраченной частички меня. Я не знаю, хорошая это идея или нет, но мне уже порядком надоело постоянно оценивать чужие поступки, пытаться их предугадать. Я начинаю постигать, в чем заключается настоящая проблема: она – во мне. У меня больше нет Джоша. Я и Дрю, по сути, потеряла. И теперь мне нужна мама. Я так сильно хочу почувствовать тепло той самой безоговорочной любви, что готова заплатить любую цену. Впервые за последние три года я способна в этом признаться, пусть пока только мысленно.
Мы по-прежнему с ней не разговариваем, но когда-нибудь все может быть.
Мама показывает мне, как пользоваться фотоаппаратом; мы ходим с ней повсюду и фотографируем все подряд. Она даже не достает меня по поводу того, какой выбирать формат изображения и как выстраивать композицию. Временами у меня может дрогнуть рука, и кадр оказывается испорчен, но мы не обращаем на это внимания.
По воскресеньям я учу папу печь блины с самого нуля, без использования готовой смеси. Тут нет ничего сложного: всего-то и нужно, что жарить их на сковороде. Тем более у меня неплохо это получается.
Но в целом все неидеально. Даже еще не хорошо, хотя все может быть.
Сегодня мне не хватает его. Я скучаю по нему каждый день. Вечером даже отправилась в «Хоум депо», чтобы пройтись по рядам с пиломатериалами и вдохнуть запах дерева.
Во время обеденного перерыва я снова прячусь в школьных туалетах. Клэй опять подпирает для меня книгой дверь, хотя мы оба делаем вид, что это ничего не значит.
Кожа на моих руках обретает прежнюю мягкость.
На следующей неделе Джошу исполняется восемнадцать.
– От кого он? – спрашиваю я, когда миссис Лейтон берет со стола последний подарок и протягивает мне. Мы уже поужинали и даже отведали праздничный торт. Загадывать желание я не стал. Все мое существо противится, не желая находиться здесь.
– Я обнаружила его днем на крыльце. На нем был клочок бумаги с твоим именем. Открытки не было.
Я надрываю оберточную бумагу; в это мгновение мне хочется исчезнуть, остаться одному. Хочется увидеть содержимое без посторонних глаз.
В руках у меня простая черная рамка. Ничего особенного. Зато вставленный в нее рисунок потрясает меня, сбивает с ног и разрывает на части.
Когда я освобождаю подарок от остатков бумаги, на пол выпадает фотография, приложенная спереди к раме. Дрю поднимает ее, разглядывает и только потом отдает мне – я вижу, что ему не хочется выпускать снимок из рук.
Я мгновенно узнаю фотографию. Она из моего альбома, что лежит на книжной полке у меня в гостиной. На снимке – моя мама с Амандой на коленях. Они смотрят не в камеру, а с улыбкой глядят друг на друга, но их лица все равно хорошо видны. Обе прекрасны – я и забыл, какими они были; как забываю все, что потерял, потому что больше не осталось никого, кто мог бы мне напоминать.