Морок над Инсмутом

— Тайный Орден Дагона существовал в действительности, — сказала она. — Правда, теперь трудно установить, в чем именно заключались их ритуалы или во что конкретно верили его посвященные, потому что они остерегались создавать или хранить какие-либо записи — у них не было даже священных текстов. Похоже, что орден принадлежал к разряду тех безумных квазигностических культов, которые расплодились вокруг книги под названием «Некрономикон» — они в большинстве своем перестали существовать, когда «Мискатоника Юниверсити Пресс» выпустило первый полностью аннотированный перевод этой библиографической редкости. Кому нужна эзотерическая секта, главная книга которой доступна всякому желающему, так я понимаю. Что касается легендарных похождений капитана Оубеда Марша в Южных морях, то все рассказы о них, так или иначе, восходят к одному и тому же типу, жившему здесь в двадцатых — старому пьянице Зэдоку Аллену. Не поклянусь, что все до последней истории о его подвигах выужены со дна бутылки, однако с радостью поставлю все свое наследство против того, что его карьера в реальности была куда менее цветистой, чем стала, когда старина Зэдок закончил вышивать по ее канве.

— Но у Маршей действительно была здесь фабрика по обработке золота? И хотя бы часть так называемых инсмутских украшений все же существует?

— О, конечно, — ювелирная фабрика была отзвуком индустриального подъема, который сошел в этих местах на нет после большой эпидемии в середине девятнадцатого века. Но я видела бухгалтерские книги этого предприятия и могу сказать, что на нем почти ничего не производили лет тридцать пять — сорок перед закрытием. Теперь его, разумеется, нет. Те немногие образцы инсмутского ювелирного искусства, которые еще сохранились, не столь прекрасны или экзотичны, как их описывают, но все же довольно интересны — и вдохновлены действительно не местными мотивами. В городе есть пара магазинов, где делают «оригинальные копии» для туристов и других заинтересованных лиц, причем один владелец клянется своими глазами в том, что авторами первых образцов были индейцы доколумбовой Америки, другой — что старый Оубед нашел их во время своих странствий. Версий много, выбирай любую.

Я глубокомысленно кивнул, как будто желая сказать, что именно это я и подозревал с самого начала.

— А что ты ищешь, Дэвид? — спросила вдруг она. — Ты ведь не считаешь, что в фантазиях Зэдока Аллена есть правда? И вряд ли ты можешь всерьез принимать гипотезу о том, что прежние жители Инсмута были помесью людей с какой-то чуждой расой!

Я рассмеялся.

— Нет, — совершенно искренне заверил я ее. — Ни во что подобное я не верю, как не верю и в то, что в них внезапно возродились наши мифические океанские предки. Посиди с нами сегодня вечером, пока я буду объяснять старому Гидеону, что к чему; реальность наверняка окажется куда более прозаичной, увы.

— Почему же увы? — спросила она.

— Потому что результаты моих поисков потянут лишь на небольшую статью. А если бы фольклор, который ты цитируешь в своей книге, оказался хоть наполовину правдой, она стоила бы Нобелевской премии.

Гидеон Сарджент явился в отель точно в назначенное время. одет он был, смею предположить, в свой лучший выходной костюм, включавший, однако, водолазку с глухим воротом, который полностью закрывал шею. В баре в это время было с полдюжины человек, и приезжие стали бросать на Гидеона любопытствующие взгляды, которые его почти не смутили. Он привык носить свои стигматы.

Он заказал неразбавленный бурбон, но пил медленно, как человек, в намерения которого не входит набраться. Я задал ему несколько вопросов, чтобы узнать, имеет ли он представление о генетике, и обнаружил, что он неплохо знаком с азами. Я решил, что сумею объяснить ему, в чем состоит мой план.

— Мы уже начали читать геном человека, — сказал я ему. — Чтобы довести дело до конца, потребуются коллективные усилия тысяч людей в сотнях исследовательских центров, и все равно на это уйдет лет пятнадцать-двадцать, но главное, у нас есть инструмент. Мы надеемся, что процесс даст нам ответы на некоторые основополагающие вопросы.

Одна проблема в том, что мы не знаем точно, как именно гены кооперируются, чтобы создать ту или иную физическую форму. Мы знаем, какие гены несут информацию о белке, но плохо представляем биохимический процесс, который сообщает растущему эмбриону о том, что он должен стать человеком, а не китом или страусом. А потому, как бы странно это ни казалось, но лучший способ понять, как это происходит — изучить случаи, когда что-то пошло не так, и увидеть, какой там произошел сбой или чего не хватает. Поняв это, можно сделать выводы о том, какова должна быть картина в нормальном случае, когда все происходит правильно. Вот почему генетиков так интересуют человеческие мутации — а меня в особенности интересуют мутации, связанные с изменением внешнего вида.