Морозный ветер атаки

Подполз сержант Лазаренко, проорал хриплым голосом:

– Сделали всё что могли, товарищ лейтенант. Наши всё видит. Сейчас начнётся самое интересное.

В этом не было ничего интересного. Заработали советские орудия и пара самоходных установок, доставленных на передовую. Подключились крупнокалиберные пулемёты. Снаряды рвались на переднем крае. Истошно орали люди в окопах.

Стрельба со стороны неприятеля прекратилась.

Уцелевшие разведчики забрались на откос. Взорвался лесок, в котором работала миномётная батарея. Под прикрытием огня пошла в наступление пехота. Отчаянные крики звучали как из наглухо запертой комнаты. Голова кружилась, нарастал звон в ушах.

В услугах Шубина полк уже не нуждался.

Теперь уже пехотинцы скатывались в канаву, бежали дальше. Кто-то весело прокричал разведчикам: «Не спать, товарищи»! Волна покатилась на вражеский бруствер, но там уже никого не было. Немцы предусмотрительно покинули позиции, сообразив что сегодня не их день.

Рота ушла вперёд. Затем проехали два танка. С башен свешивались люди в гермошлемах и тоже выкрикивали что-то весёлое. Появились санитары с носилками.

– Взвод ко мне! – хрипло приказал Шубин.

– Выползай строится! – натужно пошутил еле ковыляющий Карабаш.

Сам Шубин не пострадал, не считая прогрессирующего шума в голове. Он сидел в снегу, трясущимися пальцами выковыривал из пачки папиросу. Собирались бойцы, садились рядом. Масштаб потерь оценили чуть позже. В строю осталось меньше десятка да и те смотрелись неважно. Все подавленно молчали. Курили тоже молча, слушая затухающие в далеке крики «Ура».

– Вечно это пехота приходит на всё готовое, – сокрушённо вздохнул Саня Левашов.

Сержанта Лазаренко засыпало землёй. Он лежал сжимая кулаки и всё ещё что-то кричал. Крик был отчаянный, но уже безмолвный. У разбитой рации свернулся мёртвый Курёхин. Бойцу осколком выбило глаз, перед смертью он не мучился. Чуть дальше умер Бакланов. Всю нижнюю половину туловища осколки превратили в лохмотья. На поле остался и Равикович ( инженер с оборонного предприятия), променявший спокойную жизнь в тылу на героическую смерть в бою.

Притащили двух раненых – Рунгеля и Лапштаря. Первый был плох, но иногда приходил в себя, шёпотом звал какую-то Клару. Лапштарю пуля перебила голень, он терял кровь и сдавленно ругался. В канаве откопали красноармейцы Небольсина. Он жалобно стонал, грудь вздымалась колесом. Пуля пробила грудную клетку. Ранение было сквозное, он мог выжить в случае своевременной доставки на хирургический стол.

Подъехала машина с красным крестом на борту. В неё погрузили раненых. Испачканный чужой кровью Таманцев украдкой их перекрестил, смущённо отвёл глаза.

– Ну всё, – выдохнул Гулыгин. – Теперь они ребята заговорённые.

Снова курили, наблюдая как на отвоёванный клочок земли вступают советские войска. Брели пехотинцы в полушубках с автоматами ППШ. Старенькие вездеходы тянули по колдобинам полевые орудия. Звуки боя откатывались всё дальше на северо-запад и впервые появилась мысль: «Кажется обошлось».

Немцы использовали все возможности для прорыва к Москве. Их планы потерпели неудачу. И война переходит в новый этап.

Дивизия генерала Смирнова после тяжёлых боёв получила небольшое подкрепление. Два дивизиона штурмовых орудий, несколько свежих пехотных рот, набранных из ополченцев, тех кого не взяли в строй в первую волну мобилизации. Люди были не обучены, навыки обретали походу боёв, если выживали.

Совместный контрудар силами 2-ой Московской и 331-ой дивизий не достиг намеченной цели. Немцы утратили наступательный порыв, но всё ещё были сильны. Удалось продвинуться на пару километров, а дальше наступающие части столкнулись с ожесточённым сопротивлением и остановились. Враждующие стороны зарывались в землю, спешно возводили полевые укрепления. Морозы ослабли, температура была терпимой, но солнце почти не показывалось.

Небо затянуло плотная хмарь, часто сыпал снег, вихрилось позёмка. Налетали шквалистые ветра, злобствовал буран, заметая возведённые на скорую руку укрепления. Дороги утонули в сугробах. День становился всё короче. По метеосводкам, поступающим из столицы, такая погода должна была продержаться ещё несколько дней.

– Присаживайся, лейтенант. Будьте как дома, – майор Фёдоров кивнул на колченогий табурет.

В избе было жарко. Майор раскраснелся, расстегнул верхние пуговицы кителя. У печи возился веснушчатый ординарец, утрамбовывал в топку берёзовые поленья.

– Васильков, прекращай, – взмолился Фёдоров. – Дышать уже нечем, а ты всё жаришь. Воистину, заставь дурака богу молиться… Уйди! И чтобы в ближайший час я тебя не видел.

Боец смутился, оставил в покое печку и вышел.

Глеб осторожно присел. На двух других табуретах комполка разложил карту.

– Знакомая территория, лейтенант?

– Наизусть, товарищ майор.