Морозный ветер атаки

– Уверен, что нет, – Фёдоров усмехнулся в жёсткие, прокуренные усы, вооружился карандашом. – Тебе предстоит глубокий рейд туда, где ты ещё не был. Понимаю, что люди устали, но выбора нет. Велика Россия, а толковых ребят днём с огнём не сыщешь, – комполка смущённо кашлянул. – Бери всех кто остался, всё равно зря штаны у костров просиживают. Полный комплект вооружения, маскхалаты, лыжи, сухой паёк на три дня. Пойдёте на пятнадцать вёрст, вот сюда, – полковник ткнул в карту обслюнявленным кончиком карандаша. – Направление северо-запад. Ориентиры населённые пункты Рамзино и Булатово. Это глубокий немецкий тыл. Приличная концентрация сёл и деревень. В те края проникают наши диверсанты, но у них другие задачи, сам понимаешь. Сжигают дома и хозпостройки, наносят вред коммуникациям, возвращаются живыми только двое из тридцати. Их бессмысленно использовать в качестве разведки. Наши свежие дивизии только разворачиваются. Речь о наступлении не идёт. А зайдёт не раньше чем через неделю, когда мы нарастим превосходство. Я не имею в виду локальные контрудары. С противником много неясного. Мы имеем только смутное представление, что происходит у него в тылу. То что немцы исчерпали свои возможности и скоро покатятся обратно в свою Германию – сказка для недалёких. Часть войск немцы снимают с Ленинградского направления, другие идут с запада. Есть опасения, что нам готовят сюрприз. Противник опередит наш удар и не мытьем так катанием пробьется к Москве. В означенном районе что-то происходит, – карандаш обвёл участок местности. – Об этом докладывает армейская разведка. Из штаба 20-ой армии нам и спустили приказ: провести тщательную разведку на местности. Мы находимся ближе всех к этому району. В квадрате у Булатово и Рамзино отмечены скопления бронетехники, подходят свежие силы. Бомбить район мы не сможем, наша авиация деревянная и летает низко. А у немцев в квадрате усиленная система ПВО, зенитки бдят круглосуточно. Данные получены от воздушной разведки. Наш самолёт барражировал над районом, попал под обстрел, но выбрался. Вот здесь и здесь отмечены скопления танков. Ещё один тревожный сигнал – немцы чистят дорогу от Рамзино в Калитки, там круглосуточно работают бульдозеры. Если отправятся по этой дороге, то придут в Пыжму, а там нас нет. Начать сейчас передислокацию – это оголить другие участки. Возможно мы имеем дело с обманным манёвром. Дело ответственное, лейтенант. Возьми рацию, проинструктируй людей. Выступайте ночью. Вот здесь, – обмусоленный карандаш провёл бледную линию. – Стык немецких мотострелковых батальонов, возможно сидит пара снайперов. Ну на каждого немецкого снайпера найдётся советский снайпер, а в остальном пройти не сложно. Удачи тебе, лейтенант! Береги себя, а то нам будет тебя не хватать. И помни – время ограничено. В буран немцы не пойдут, но непогода явление временное.

Глава восьмая

Снайпера сняли практически идеально. Это была не «кукушка», те предпочитают забираться на деревья, сидеть на ветках и часами поджидать добычу. Этот прятался в кустах на возвышенности и держал под обстрелом заметённую тропу. Он расположился там с удобством, пускал табачный дымок.

остроглазый Боровкин первым почувствовал неладное, попятился, стал жестикулировать. На этом участке, заросшем осиами и лещиной, шли без лыж. Боровкин, как самый зоркий, протаптывал тропу. Чудо, что заметил. Бойцы замерли, стали на цыпочках отступать, спрятались за деревьями. Вперёд выдвинулся ефрейтор Гончар со снайперской винтовкой, украшенной набалдашником – глушителем «БраМит». Он залёг за корнями переросшей осины, зафиксировал мишень. Теперь немца видели все.

Утеплённый как дед мороз, с маской на лице, спасающей от обморожения, он лежал в кустах на пригорке, разглядывая белку, которая беззаботно прыгала по веткам неподалёку. Лесная красавица отвлекла фашиста, поклон ей до земли, иначе ничто не помешало бы ему выявить боковым зрением разведгруппу противника.

Сухо хлопнул карабин. Гончар удовлетворённо крякнул. Белка насторожилась, но не убежала, бусинки глаз заметались. Немецкий снайпер уронил голову, снег под капюшоном окрасился кровью. Немец был один. Ничто больше не нарушило рассветную тишину. Красноармейцы рассредоточились. Трое поднялись на возвышенность. Немец не подавал признаков жизни.

Он свил себе уютное гнездо в снегу, обложил его хвойными ветками. Облачение позволяло ему несколько часов провести без движения. Под рукой валялись упаковки солёного чёрного хлеба, пустая банка из под горошка. Вербин стащил с мертвеца ранец, высыпал содержимое на снег. Сухой паёк немецкого солдата, помимо уже съеденного, входили рыбные консервы, завернутый в бумагу шпик, какие-то подозрительные субпродукты, напоминающие колбасу и сыр.

– Ерунда, – поморщился Гулыгин. – Пробовал однажды, не понравилось. Никакого вкуса, только к зубам липнет. Кофе у них ещё хуже. А консервы можно взять, пригодятся.

– Не наедаешься? – ухмыльнулся Глеб.