Мы так и сделали: ходили по яхтам, я примерял на себя роль Вергилия (это легко, особенно когда отворяешь тёмный кокпит уже закрытого к зиме полутонника), Димон лазил следом, постепенно сквозь его восторг всё больше и больше проглядывало разочарование, которое он и выразил в свойственной ему манере по окончании нашего тура:
− Чё-то, как-то, не это… То не так, другое… блин…
Я сокрушённо кивнул. Димонова правота была неоспорима. Ну вот, скажите, как уместить в одном корпусе комфорт, обитаемость, малую осадку и скорость? Стоп-стоп-стоп! А с чего мы, собственно, решили, что корпус должен быть один? Мы посмотрели друг на друга и почти синхронно произнесли:
− Катамаран!
Катамараны у нас были только гоночные, показывать было нечего. Но можно было теперь расширить поиски, благо журналы теперь были в достатке со всех сторон света. Да и в Фидо, самопальной предтече Интернета, бытовали уже эхо-конференции на эту тему, то есть можно было спросить прицельно и получить, при некотором везении, ответ. По крайней мере, теперь было ясно, что искать. Так вот мы шли по дорожке, успешный коммерсант и сезонный рабочий, говорили о настройках паруса, пока чуть не столкнулись с Ильёй и Санычем. Оба они выглядели одинаково подавленными.
− Мы из клуба – сухо отчитался Саныч – Смотрели телевизор, слушали радио. В Москве началось.
Двумя днями позже мы ехали в Москву. Димонов «Паджерик» ровно шуршал по асфальту, мурлыкал дизелем и гудел на скорости багажником. Вёл машину Саныч: у Димона не получалось одновременно следить за дорогой, крутить руль, оборачиваться к нам и размахивать руками, поэтому на въезде на Дмитровку он передал руль напарнику. Дорога была не то, чтобы пустынной, но поток транспорта заметно поредел, и чем дальше мы въезжали в Москву, тем это было заметнее. На вечно запруженной Большой Грузинской не было почти ни души, солнечные лучи простреливали улицу насквозь, ветер катал вороха газет, листовок и плакатов. Саныч остановил машину у подъезда Ильи, я передал его сумку с вещами. Мы поехали дальше, по безлюдным переулкам, по мосту через Москву-реку, справа мелькнул и скрылся почерневший от пожара Белый дом. Во дворе казённого дома сталинской постройки Саныч притормозил.
− Этаж помнишь? Давай, там тебя встретят. Отзвонишься потом, как и что. Ни пуха!
Я с бьющимся сердцем послал их к чёрту и устремился по лестнице вверх.
− Вот, здесь находится наше производство и сидят программисты. Я вижу, сегодня нет особых авралов, так что нам можно войти. Не помешаем?
Голос моего будущего работодателя лучился радушием, да и сам он, круглый и лысоватый, с носом-картошкой, похожий на артиста Леонова, очень располагал к себе. Тем не менее, я пару раз ловил на себе его взгляды. Радушием в них даже не сквозило. Он, казалось мне, в долю секунды отсканировал и совсем новый, необмятый мой джинсовый костюм, купленный с зарплаты перед самым отъездом, и мозоли с царапинами на руках, и давно не стриженные волосы. Да, столичный лоск за два часа не навести! Что ж, будем показывать интеллект, знания и готовность работать.
− Что здесь у нас, Артур? А, понятно, наши партнёры принесли прототип компьютерной игры. Собираются привлекать наши ресурсы, чтобы доделать. Кстати, если проект пойдёт – будем набирать команду программистов.
На экране виднелся кокпит боевого самолёта, изображённый с величайшей тщательностью. За стеклом фонаря летел размазанный от скорости пейзаж, впереди по курсу дрожал едва видимый двухкилевой силуэт.
− Управление джойстиком с дублированием на клавиатуре – объяснял, видимо, представитель партнёров, худой и лохматый, с фанатичным блеском в глазах – Вот, тангаж… крен… педали – только с клавиатуры. РУД… это – тяга. Форсаж.
Он бросил истребитель в крутой вираж и сверху клюнул в пике, промчавшись так близко от второго самолёта, что почти задел крыло с жёлто – синим кругом.
− Сейчас я включу режим карты. Тут у нас введён Таманский полуостров и Керчь…
Мы снова оказались за стеклянной дверью. Я всё еще был под впечатлением увиденного, и вопрос моего потенциального работодателя застал меня врасплох:
− Ну что, пойдёшь работать на этот проект?
Я обернулся и увидел его взгляд, даже тень взгляда, после которого глаза приняли прежнее добродушное выражение. Я еще подумал, понимая, что сказанные слова невозможно взять обратно, и ответил:
− Только если будет другая карта. И воюющие стороны.
− Интересно, почему? Мне доказывали, что в сюжете-то как раз и есть самая изюминка.
− Вот поэтому и не хочу, чтобы дети в это играли. Играть в такую войну – значит, привыкать к её возможности.
Он уже не прятал взгляд и не притворялся жизнелюбивым увальнем.
− Мне кажется, выбирать работу можно только если есть выбор.
− Да. Значит, буду искать дальше.
− Значит, бедный, но гордый?
− Тут не гордость…
Всё-таки, не выдержал я характер, слишком много было надежд связано с этим визитом. К горлу подкатил комок, глаза предательски защипало. Но только я сделал шаг к лестнице, меня окликнули.