Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска

После ужина, когда все вышли на лоджию в поисках вечерней прохлады, Изотта не присоединилась к остальным, а села к клавесину у окна в противоположном конце зала. Мягкая меланхолическая мелодия Чимарозы,[217] лившаяся из-под ее пальцев, очевидно, соответствовала ее настроению.

Марк-Антуан, чувствуя непреодолимое желание успокоить девушку, тихо поднялся, предоставив другим обсуждать события дня и их возможные последствия, и подошел к ней.

Она приветствовала его слабой, но нежной улыбкой, продолжая автоматически играть знакомую мелодию.

С того утра, когда Изотта так смело явилась к нему в гостиницу, они обменялись каким-нибудь десятком слов, да и то в присутствии других. Теперь же она, ссылаясь на их разговор во время той тайной встречи, пробормотала:

– Марк, можете заказывать реквием.

Глядя на нее поверх инструмента, он ободряюще улыбнулся:

– Нет, рано. Вы живы, не стоит пугаться одной лишь видимости.

– Это не видимость. Леонардо выполнил то, чего от него ожидали, и скоро потребует обещанного.

– Скоро он, возможно, будет не в том положении, чтобы требовать чего-либо.

Рука Изотты дрогнула, и она допустила ошибку, но поспешила продолжить игру и под звуки мелодии спросила:

– Что вы хотите этим сказать?

Марк-Антуан и так уже сказал больше, чем намеревался. Он не чувствовал себя обязанным мешать Лаллеману подкупить лидера барнаботто, но и способствовать этому не собирался. Он останется в роли пассивного наблюдателя и воспользуется плодами, которые выращены другими. А говорить об этом, даже с Изоттой, было бы и бесчестно, и неосмотрительно.

– Просто жизнь непредсказуема. Мы слишком часто забываем об этом и предвкушаем радости, которые так и не сбываются, или дрожим перед угрозой несчастья, которое минует нас.

– И это все, Марк? – В ее голосе чувствовалось разочарование. – Но ведь это несчастье, этот… кошмар уже совсем близко!

Высказанная вслух горькая мысль часто становится непереносимой. Именно это произошло с Изоттой. Стоило ей облечь в слова свои давние страхи, она лишилась последних остатков мужества. Опустив голову и уронив руки на клавесин, ответивший взрывом возмущения, Изотта, обычно такая гордая и сдержанная, разрыдалась, как обиженный ребенок.

Это продолжалось всего несколько секунд, но достаточно долго, чтобы встревожить сидевших на лоджии, чье внимание уже было привлечено изданной клавесином какофонией.

Донна Леокадия поспешила к дочери, несомненно догадываясь о причине ее расстройства. За ней последовали другие.

– Что вы ей сказали? – накинулся Вендрамин на Марк-Антуана.

Тот недоуменно поднял брови:

– Я сказал? Что я мог ей сказать?

– Я требую, чтобы вы объяснились.

Доменико вклинился между ними:

– Вы сошли с ума, Леонардо?

Изотта встала, чтобы разрядить обстановку:

– Вы заставляете меня краснеть. Мне просто нездоровится. Я пойду к себе, мама.

Вендрамин двинулся было к ней с обеспокоенным видом:

– Дорогая моя…

Но графиня остановила его.

– Не сейчас… – умоляюще произнесла она.

Мать с дочерью удалились. Граф, недовольный тем, что подняли шум из-за того, что у девушки испортилось настроение, потащил Вендрамина обратно на лоджию. Прежде чем последовать за ними, Доменико задержал Марк-Антуана.

– Марк, друг мой… – произнес он неуверенно. – Вы не были слишком неосторожны? Надеюсь, вы правильно меня понимаете. Вы знаете, что я был бы рад, если бы все сложилось по-другому.

– Впредь буду осторожнее, – коротко бросил Марк-Антуан.

– Вы знаете, что я беспокоюсь за Изотту, – продолжал молодой офицер. – Ей и без того тяжело.

– Ах, так вы понимаете это?

– Я же не слепой, я все вижу и сочувствую вам обоим.

– Я не нуждаюсь в сочувствии. А если вас волнует судьба Изотты, то почему вы ничего не предпримете?

– Что же я могу сделать? Вы сами видите, как отец старается угодить Вендрамину сегодня после того, как тот доказал свою силу. Им движет страстный патриотизм. Он любит Венецию до самозабвения и готов принести ей в жертву все, что имеет. Бороться с этим невозможно. Остается только покориться, Марк, – заключил он, пожав локоть друга.

– Я покоряюсь, но при этом и выжидаю.

– Выжидаете? Чего?

– Что боги смилостивятся.

Но Доменико все еще не хотел отпускать его:

– Я слышал, вы с Вендрамином много времени проводите вместе.

– Да, он назойливо ищет моего общества.

– Я так и думал, – хмуро обронил Доменико. – Вендрамин считает, что все странствующие англичане сказочно богаты. Он уже занимал у вас деньги?

– Я вижу, вы хорошо его знаете.

Глава 12

Виконтесса

Баттиста, хозяин «Гостиницы мечей», нашел для Мелвилла камердинера – француза по имени Филибер, который оказался замечательным парикмахером.

Этот пухлый сорокалетний человек с мягким голосом и мягкой походкой много лет заботился о прическе герцога де Линьера. Но затем гильотина лишила герцога головы, а Филибера работы. Поскольку будущее остальных аристократических голов во Франции также было под вопросом, Филибер последовал примеру умных людей и эмигрировал из республики, где парикмахерам трудно было конкурировать с Национальным Брадобреем, отворяющим кровь.