Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска

– Даже в Венеции вы предпочитаете свои национальные напитки, – заметил Кристофоли. – От привычки трудно отказаться.

Марк-Антуан поставил стакан на стол.

– Вы ошибаетесь. Это не английское пиво.

– Я знаю. Но вы ведь не англичанин. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. – Он перегнулся к Марк-Антуану через маленький столик и понизил голос, что было излишней, чисто инстинктивной предосторожностью, поскольку вблизи них никто не сидел. – Видите ли, уважаемый, государственные инквизиторы хотят разрешить свои сомнения относительно вашей национальности.

Раздражение Марк-Антуана все возрастало. Это была дурацкая и досадная трата времени и усилий, как и все действия венецианского правительства, которое занималось никому не нужными делами и никак не препятствовало силам, подтачивавшим фундамент государства. Однако внешне он сохранял полное спокойствие.

– Буду рад помочь им в любой момент.

Судебный исполнитель улыбнулся с одобрением:

– Вот сейчас как раз самый подходящий момент. Если вы не против, я буду иметь честь проводить вас к ним.

Марк-Антуан бросил на него гневный взгляд, на что Кристофоли снова ухмыльнулся:

– Вон там сидят трое моих людей, и если им придется применить силу, то разыграется некрасивая сцена. Я уверен, что вам не хотелось бы этого. – Он встал. – Идемте?

Марк-Антуан ни секунды не колебался. Он подозвал официанта, заплатил за пиво и с невозмутимым видом последовал за Кристофоли. Миновав строй солдат, охранявших ворота Порта-делла-Карта, они прошли во двор Дворца дожей, где полбатальона славян расположились биваком возле большого бронзового колодца. Затем они поднялись по лестнице, охранявшейся гигантами Сансовино,[243] и по величественной наружной галерее дошли до другой лестницы, у подножия которой стоял часовой. Тут они стали подниматься все выше и выше, пока выдохшийся Марк-Антуан не понял, что они идут на самый верхний этаж дворца, где находилась Свинцовая тюрьма.

В комнате, представлявшей собой что-то среднее между караульным помещением и канцелярией, исполнитель перепоручил Марк-Антуана заботам тучного чиновника, который тут же заинтересовался его именем, возрастом, общественным положением, национальностью и местом постоянного проживания.

Кристофоли стоял рядом, пока Марк-Антуан говорил чиновнику, что он Мелвилл, и сообщал все соответствующие данные. Чиновник записал их в журнал. Затем он приказал двум лучникам обыскать Марк-Антуана. Однако, не считая шпаги, ничего такого, что следовало бы у него отобрать, они не нашли.

По окончании этой процедуры те же лучники провели его вслед за надзирателем в помещение для арестованных. Это была комната средних размеров, в которой находились стол, стул, табурет с тазом и кувшином и кровать на колесиках.

Ему сказали, что за деньги он может приобрести то, что ему понадобится и что не выходит за рамки разумного; надзиратель посоветовал ему заказать ужин.

После этого его оставили в одиночестве, и он должен был признать тот несомненный факт, что он стал арестантом инквизиции. Обычно этот факт вселял ужас в людей, но Марк-Антуан постарался отнестись к нему с философским спокойствием. Все это раздражало его, но не пугало.

Он написал записки сэру Ричарду Уорзингтону и графу Пиццамано, прося их помощи. Просьба, обращенная к первому из них, была скорее требованием защитить его права иностранца, графа же он просил об одолжении.

Оказалось, однако, что о помощи он мог не беспокоиться. Катарин Корнер, хотя и склонялся к мысли о виновности Марк-Антуана, тем не менее позаботился о том, чтобы тот имел возможность опровергнуть это убеждение. Поэтому, когда на следующее утро Марк-Антуан предстал перед грозным трибуналом инквизиторской тройки, он увидел, что и британский посол, и граф Пиццамано уже находятся там.

В камеру за ним пришел Кристофоли. Он провел его на третий этаж громадного дворца и затем по широкой галерее, окна которой выходили во двор, где тени отступали перед утренним апрельским солнцем и слышались разговоры и смех солдат, свободных от несения караула.

Кристофоли остановился перед высокой красивой дверью, охранявшейся двумя гвардейцами. В стене рядом с дверью была высечена голова льва в натуральную величину. Раскрытая пасть льва служила почтовым ящиком для тайных донесений.

Дверь открылась, и Марк-Антуан вошел в прекрасный величественный аванзал. Два лучника в красной униформе, вооруженные алебардами, стояли по обеим сторонам двери, двое других охраняли маленькую дверь справа. Младший офицер расхаживал взад и вперед по залу. В восточной стороне зала имелось высокое окно с витражом, изображавшим геральдические фигуры. Солнечный свет, пробиваясь сквозь стекло, отбрасывал цветные блики на деревянный мозаичный пол. Под окном стояли две высокие фигуры – сэр Ричард и граф.

При появлении Марк-Антуана граф Пиццамано хотел подойти и поговорить с ним, но офицер вежливо остановил его. Он сам сразу же подошел к арестованному и провел его, вместе с Кристофоли, в инквизиторскую.