Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска

– Понятно, – сказала она. – Я так и думала. – Но затем, словно вдруг осознав, что выдала себя, опять приблизилась к нему и проговорила с горячностью, вызвавшей краску на ее щеках: – Не подумайте только, что я из зависти желаю ей зла. Я так люблю вас, Марк, что готова сделать все, чтобы вы нашли счастье с ней.

– Дорогая моя! – воскликнул он и протянул к ней руку.

Она сжала его руку в своей и произнесла, не отпуская ее:

– Я не стыжусь признаться в том, что вы, должно быть, уже знаете и к чему не может быть возврата, как следует из того, что вы перед этим мне сказали. Не смотрите так обеспокоенно, дорогой. Я не сожалею ни о чем.

Он нежно пожал ее руку в ответ. Его, безусловно, глубоко тронуло признание женщины, так самоотверженно доказавшей свою преданность ему, но он не мог не ощущать и странную иронию судьбы, вложившей эти чувства в сердце той, которая присвоила себе его имя и называла себя его вдовой.

Единственное, что он мог сказать ей, казалось ему самому невыразительным и банальным:

– Дорогая Анна, я всегда буду с благодарностью и нежностью считать себя вашим должником.

– Это лучшее, чем вы можете меня отблагодарить. – Она опять поколебалась. – Вам, возможно, будут говорить обо мне… нелестные вещи. Что-то вы, наверное, уже знаете – или подозреваете. Запомните, пожалуйста, что, какой бы я ни была, с вами я всегда была абсолютно искренней.

– Да я и не мог бы предположить ничего другого.

– Я очень рада. – Однако в ее голубых глазах была не радость, а печаль, и казалось, что из них вот-вот польются слезы. – Сегодня я оставляю вас, Марк. Нет больше повода для моего пребывания здесь. Филибер теперь справится и без меня. Но вы будете иногда заглядывать ко мне в Ка’ Гаццола, как раньше? И если вдруг окажется, что я могу как-то помочь вам в ваших личных делах, то не забывайте, что я всегда готова сделать для вас все возможное, только прикажите.

При этих словах голос у нее дрогнул. Она импульсивно наклонилась к нему, поцеловала его в щеку и, прежде чем он успел осознать это, выскочила из комнаты.

Он оставался сидеть в той же позе, погрузившись в грустные размышления и испытывая своеобразную нежность к женщине, которую, следуя своему долгу, должен был бы разоблачить как шпионку. Но, вспоминая все, что он успел без особого успеха сделать за эти месяцы в Венеции, он думал с удовлетворением только о том, что пожалел лжевиконтессу.

С этих пор забота о нем была возложена на Филибера; иногда его заменял жизнерадостный молодой венецианец Доменико Казотто. Он развлекал Марк-Антуана, сообщая ему последние венецианские новости. Развлечение было даже большим, чем подозревал Казотто, поскольку Марк-Антуан, зная, кем он был, внутренне потешался над попытками молодого человека вызвать его на компрометирующую откровенность. Возможно, он веселился бы меньше, если бы знал, какую сеть плетет вокруг него инквизиция с помощью этого жизнерадостного венецианца с невинным взглядом.

Но он совсем не думал об опасности, о которой его предупреждала Изотта в тот вечер, когда на него напали. Пусть даже инквизиторы догадывались, что Лебель и Мелвилл – одно лицо, все равно доказательств, что он ярый противник якобинства, было более чем достаточно, не говоря уже о тех услугах, которые он оказывал Светлейшей республике при посредничестве графа Пиццамано, включая наиболее значительную – предупреждение, посланное графу с одра болезни.

Поэтому, почувствовав себя в начале апреля вполне выздоровевшим и покинув гостеприимный посольский кров, он не колеблясь вернулся в свой номер в «Гостинице мечей». Он с уверенностью отмел опасения, высказанные Лаллеманом:

– Если бы я оставался здесь дольше, чем требуется для излечения раны, это действительно было бы подозрительно. Чтобы приносить какую-то пользу, я должен обладать свободой передвижения, а иначе лучше сразу же покинуть Венецию.

Вийетар собирался в Клагенфурт, куда его вызвал Бонапарт, – в связи с тем, как предполагал Марк-Антуан, что Директория прислала генералу такое же распоряжение, что и Лебелю.

Кампания была практически завершена. Лаллеман ожидал известия об этом со дня на день.

– И тогда, – говорил он, – наступит черед Венеции. Но приличный предлог для вмешательства еще надо поискать.

Марк-Антуан решил, что это подходящий момент для того, чтобы убедительно сыграть роль Лебеля.

– К чему такая разборчивость? Чем не предлог предоставление Венецией убежища так называемому графу Прованскому? Первый шаг был сделан, когда я потребовал его изгнания. Теперь я мог бы развить эту тему, если бы мне это поручили.

– Вам это не поручают, – язвительно бросил Вийетар. – Директория требует более основательного предлога, как вам известно.