Я ударил с оттягом, как меня научили в детстве. Мне было лет шесть, когда родители подарили мне игрушечную саблю в ножнах. Первое время я везде носил ее с собой на перекинутом через правое плечо ремешке. Она била по левой ноге, но мне это не мешало. Точнее, радость обладания таким клеевым оружием компенсировала мелкие неприятности. Взял ее с собой и на 9 Мая, День Победы, когда родители прихватили меня с собой на загородный пикник. Вокруг водохранилища, которое называлось Кордон (граница), разместилось множество компаний, подобных нашей. Пока родители жарили шашлыки и принимали на грудь, я с помощью сабли сражался с грозными врагами, растущими рядом. Некоторых, особо стойких, срубал только после второй или третьей попытки. Ко мне подошел дед с густыми и длинными, буденовскими, усами и двумя рядами орденов и медалей на пиджаке и сказал:
— Неправильно рубишь, внучек! Надо с оттягом, вот так, — взял он меня за руку и показал, как надо. Он не просто рубил, а немного протягивал лезвие сабли на себя. Срезав несколько толстых репейников, спросил: — Понял?
— Да, — ответил я и повторил уже самостоятельно. «Враги» падали после первого удара.
— Вот видишь! Старый кавалерист плохому не научит! — гордо заявил дед, сходил к своему «столу» — расстеленному на траве покрывалу и принес мне три конфеты «Мишка косолапый», мои самые любимые и в то время самые дорогие.
— Спасибо! — поблагодарил я за конфеты, оставив без благодарности переданные мне знания.
Теперь сразу вспомнил их, действовал саблей так, будто много лет прослужил кавалеристом у Буденного. Спасибо, незнакомый дед! Ты, наверное, уже умер или еще не родился.
Печень у акул очень большая, потому что многим служит вместо воздушного пузыря, создает положительную плавучесть. Я отдал ее матросу по имени Моркант, который оказался хорошим коком. Сперва готовили по очереди. Я заметил, что у Морканта получается намного лучше, чем у остальных, и назначил его коком. Парень не хотел каждый день возится на камбузе, но я сказал ему, что будет участвовать во всех рейсах, а во время боя сражаться вместе со всеми. Объяснил Морканту, как вытапливать жир и для чего он нужен, а сам вернулся к акуле.
Ее выпотрошили и в желудке нашли кусок откушенной человеческой руки. Моих матросов это позабавили. Хотели насадить ее на крюк и поймать еще одну акулу. Я приказал выбросить за борт вместе с кишками. Их тут же порвали другие акулы. А с пойманной содрали шкуру, из которой получается хороший абразивный материал или попросту наждачная бумага, но работающая только при движении в одном направлении, «против шерсти». Выбили и зубы. Говорят, из них получаются хорошие наконечники для стрел. Мясо порубили, чтобы сварить и съесть. Меня поражал утилитаризм людей средневековья и более ранних периодов. Каждое лыко в строку, нет ничего ненужного. Интересно, что бы они подумали, попав на свалку мегаполиса двадцать первого века? Наверное, на свалке и остались бы жить вместе с бомжами. А может, бомжи, обитающие на свалках, — это те, кто не растерял память предков?!
Ночью лежали в дрейфе. Раненый матрос стонал в горячке. Я разбудил его и дал еще вина. Парень затих. Утром он спал. Я приказал не беспокоить его.
Во второй половине дня забили трюм шхуны до отказа. На нефе остались слоновые бивни, красное и черное дерево, часть стеклянной посуды, бочки с припасами. Я оставил на нем десять матросов под командованием Джона и пленных. Они подняли латинские паруса и пошли за нами в сторону Брестской бухты. Хотя шхуна была в полном грузу и несла только трисели, все равно мы обгоняли неф. Пришлось взять на гроте рифы.
Ночью опять дрейфовали. Раненый больше не стонал. Перед сном раны смазали акульим жиром и перебинтовали по-новой. Старые бинты не воняли, что внушало оптимизм. Я дал ему вместо снотворного литр вина, и парень отключился до утра.
В Брест пришли часа за два до полудня. Город расположился на холмах на северном берегу бухты. Большой каменный замок был виден издали. Правда, совсем не похож на тот, что будет здесь в двадцать первом веке. Впрочем, и город тоже не похож. Скорее, это один из районов будущего города. И порт маленький. В будущем марина для яхт будет занимать больше места. Но причалы каменные, с деревянными кнехтами и грузовыми стрелами с противовесами — прадедушками подъемных кранов.
Шхуну я поставил на якорь на рейде, а к причалу ошвартовал неф. Здесь налоговая система была построже, чем по ту сторону Ла-Манша. Брали портовый сбор и пять процентов с торговых операций. Покупать я ничего не собирался, только продавать. Весь груз, включая припасы ушли быстро, потому что цена была низкая. На неф тоже нашелся покупатель. Им оказался иудей с такими же вывороченными губами и толстым носом, однако вместо шлема носил желтую шапочку. Видимо, иудеи уже в то время монополизировали международную торговлю. По моим прикидкам неф стоил не меньше ста фунтов. Я запросил пятьдесят.