Морской Волк #10-12 - Союз нерушимый

Четвертым был Фредди Роммштейн – этот был из литовских евреев, попавших в Маньчжоу-го благодаря консулу империи в этой прибалтийской дыре, выполнявшему приказ руководства о привлечении евреев в Маньчжоу-го; целью этой затеи было создание противовеса китайским коммерсантам и, в перспективе, формирование еврейского лобби, отстаивающего интересы империи в США. Прочитав личное дело Фредди и, в особенности, побеседовав с этим субъектом, майор всерьез задался вопросом – это что, настолько разные евреи оказываются подданными большевиков и империи, что впору говорить о двух диаметрально противоположных стратах одного народа, или это ему лично так „повезло“? Типусом господин Роммштейн и в самом деле был примечательным: во-первых, он имел наглость считать евреев богоизбранным народом, на что, по искреннему убеждению Инукаи, имела право лишь нация Ямато; во-вторых, он был зоологическим русофобом, начисто отказывающим русским в наличии положительных качеств, что, по мнению майора, хорошо помнившего правило „Считай любого врага равным себе, пока не победил его“, было редкой глупостью. Естественно, попытки реализовать в коммерческой практике Маньчжоу-го идеи богоизбранности еврейского народа, с его бесспорным господством над всеми не евреями, ничем хорошим для семейства Роммштейнов не закончились – так что скромная должность переводчика при штабе одного из полков Императорской Армии, которую удалось получить Фредди, стала для его семьи, в буквальном смысле, спасением от голодной смерти; надо заметить, о своих близких он действительно заботился. К достоинствам Фредди относились некоторая техническая грамотность и хорошее знание русского языка – и если второе вовсе не было редкостью в Маньчжурии, то с первым было намного сложнее, так что Роммштейн довольно быстро стал не просто переводчиком, а официально принятым на службу в военную разведку империи, что означало заметную прибавку в жалованье и возможные карьерные перспективы. Но свою карьеру он испакостил сам, в один день выпив с коллегами и начав рассуждать о неоспоримом превосходстве евреев над прочими просто по праву крови. Естественно, наутро на столе у начальника Фредди лежали ровно три доноса, по числу собутыльников Роммштейна. Наверное, этот начальник считался среди коллег либералом – если Роммштейн отделался всего лишь тем, что его полчаса мордовали трое фельдфебелей, но не забили насмерть, и даже не искалечили. Отлежавшись, Фредди продолжил свою работу, но трудился он без прежнего усердия, за что и был отправлен в распоряжение 2-го управления, как не самый ценный кадр.

Ознакомившись с группой переводчиков, майор прекрасно понял, что хлопот с ними он получит, как выражался один из его доверенных лиц, штабс-капитан Синицкий, выше крыши. Проблемы начались сразу же – для начала Селедко и Бородинский, согласившись в том, что „проклятые жиды устроили эту большевистскую революцию – и вообще, большевик и жид являются одним и тем же“, стали развлекаться избиением Гарцберга и Роммштейна. В традициях японской армии, Инукаи воспринимал драки среди подчиненных как нормальное явление, – но не тогда, когда это влияло на службу. А тут было именно это – избитые до синевы Роммштейн и Гарцберг отлеживались в лазарете с сотрясением мозга и работать не могли. Майор приказал унтерам объяснить Селедко и Бородинскому их заблуждение, по стандартной методике – сначала провинившихся били до полусмерти, причем любые крики лишь добавляли побоев, потом от них требовали объяснить суть их провинности, и если они не могли удовлетворительно этого сделать, то избиение возобновлялось. Для обычных солдат Императорской Армии этого воспитательного метода вполне хватало – непонятливых забивали насмерть, остальные приводились к общему стандарту. Но забивать переводчиков было все нежелательно, – а обычная процедура к ним оказалась неприменима, поскольку, по выражению фельдфебеля-коменданта, „они верещали, как китаянки, ставшие добычей воинов Ямато“. Пришлось ограничиться символическим, по меркам Императорской Армии, наказанием.