Морской Волк #10-12 - Союз нерушимый

Вторым был Петр Бородинский – автор бездарных ура-большевистских стишков, исправно публиковавшихся дальневосточными газетами русских, за что сочинитель, получая приличные деньги, возомнил себя оппозиционером. Причем у горе-поэта хватило ума орать о своих антисталинских взглядах в пьяной компании таких же, как он сам, приближенных к большевистскому столу сочинителей. Финал мог быть вполне закономерным, но Бородинского спасли случай, география и развитый инстинкт самосохранения. Выразилось это в том, что проживавший в Петропавловске-Камчатском „поэт“ встретил на улице соседа, сообщившего ему о приезде людей из НКВД – и не теряя ни минуты, кинулся к причалу, возле которого стояли японские рыболовные суда. Сообщив капитану одного из траулеров о своей великой любви к Японии, знании множества большевистских секретов и преследовании кровожадными чекистами – именно в таком порядке – Бородинский попросил вывезти его на территорию империи, клянясь посвятить всю свою жизнь борьбе с большевизмом. Капитан траулера (лейтенант запаса Императорского Флота) не слишком поверил рассказу перепуганного насмерть штафирки – было весьма сомнительно и само наличие в Петропавловске-Камчатском каких-либо великих тайн, и знание их Бородинским. Но дело происходило в сентябре 1938 года – и, посоветовавшись с присутствовавшим среди японских рыбаков флотским разведчиком, наслышанным об оглушительном успехе армейских конкурентов[149]

, решил все же вывезти Бородинского. Логика в этом была – прихлебатель большевистских руководителей мог слышать что-то интересное. Но, к разочарованию разведки флота, ничего нового Бородинский им не сообщил, а его заверения в вечной преданности империи и вовсе никого не заинтересовали. Как и действительно доскональное знание Петропавловска – офицеры Императорского Флота не без веских на то оснований полагали, что при необходимости они утопят все русские корыта, базирующиеся там, без малейших сложностей. Потому Бородинского попросту вышвырнули на улицу – где его тут же подобрала разведка армии, по тому же принципу, „а вдруг хоть шерсти клок“.

А вот армейской разведке Бородинский пригодился в качестве эксперта по советской гуманитарной интеллигенции – экспертом он был средней паршивости, но в этом, решительно непонятном самураям явлении следовало разобраться. Сам Инукаи, читая обзорные материалы по этой самой интеллигенции, понял одно – он совершенно ничего не понимает. В Японии имелись инженеры, ученые – это были представители необходимых империи профессий, требовавших отличного образования и высокого интеллекта, безусловно, заслуживавшие уважения самураев, поскольку на этих людях держалась промышленность империи и оснащение технических видов войск; были преподаватели – от учителей деревенских школ до профессуры столичных университетов, тут тоже все было очевидно, они воспитывают и учат самураев; наличествовали врачи, которые лечат самураев. Как человек широких взглядов, майор не просто готов был терпеть, но и признавал полезность разнообразных борзописцев, бумагомарателей и лицедеев, которые воспитывали простонародье и разъясняли ему волю императора – конечно, они не имели права на такое уважение, как актеры театра кабуки, свято хранящие традиции страны Ямато, – но при соблюдении тех условий, что они занимались прославлением подвигов воинов империи и знали свое место, они могли рассчитывать на некоторую благожелательность по отношению к себе.

Но объединять вместе безусловно почтенных людей и сомнительную шушеру – на том основании, что они получают плату не за физический труд?! Позволить каким-то борзописцам, должным исправно освещать политику своего государства в прессе, иметь мнение, отличное от мнения воинов, перед которыми эти обязаны покорно склонять головы, если, конечно, они не хотят их лишиться?! Это просто не укладывалось в голове майора Инукаи – такое просто не имело права на существование в государстве, заслуживающем такого определения, по мнению офицера Империи восходящего солнца.

Выслушав Бородинского, майор пришел к некоторым выводам – во-первых, если бы этот субъект, по недосмотру светлой богини Аматерасу, родился бы японцем, то его, за выражение неприкрытой ненависти и презрения к своему государству и народу, в старые времена убили бы на месте как бешеную собаку; во-вторых, господин Сталин, судя по тому, что подобным организмам начали указывать их место – хотя, по мнению Инукаи, делали это, проявляя непозволительный либерализм и вопиющую мягкотелость, – заслуживал уважения как руководитель страны, пресекающий деятельность подрывных элементов; в-третьих, Бородинский явно не понимал своего места, будучи предателем на жалованье, пока еще приносящим некоторую пользу воинам Империи, и, только поэтому остававшийся в живых, – но майор твердо решил немного вразумить непонятливого.