Морской Волк #10-12 - Союз нерушимый

– А разве мы не об одном говорим? – удивляюсь я. – Вот скажите, чем переживания какого-нибудь молодого Вертера или Чайльд Гарольда лучше формирования характера нашего советского человека? Вопрос лишь – сумеет ли писатель сделать своих героев настолько настоящими? У вас есть сомнения, что у товарища Ефремова это получится?

Еще кто-то встает и призывает, ну и пусть тогда автор про наших современников и пишет, как они строят коммунизм. Зачем фантазию приплетать без меры?

– Простите, товарищ, а что тогда такое художественная литература, как не вымысел? – отвечаю я. – Или, по-вашему, писатель должен репортером быть? И если вы к фантастике относитес по принципу: действие в будущем происходит, то отчего это исключает достоверность образов героев, то есть истинную «классичность», как я уже сказала? На мой взгляд, любая книга, и про современность, и про будущее, может быть как истинно художественной, так и «чтивом», это уже от мастерства автора зависит. И вы товарищу Ефремову заранее отказываете в таковом?

И так еще с полчаса. Уф, отстояла я Ивана Антоновича – он, конечно, не мальчик, много в жизни прошел и повидал, но перед мэтрами робел поначалу, как я в Киеве, перед «заслуженными партийцами». Главное, чтобы сам он в себя, именно как в писателя, поверил!

А то ведь – настоящая фантастика это не только и не столько высоконаучные изобретения! Вот прочла я изданную недавно «Тайну профессора Бураго», так уверена, забудут ее очень скоро – потому что живых людей там нет, а научное быстро устареет. В то же время «Аэлиту» и «Гиперболоид инженера Гарина» и в конце века будут читать, мне мой Адмирал говорил! Так и Ефремова – не забудут. За то, что он напишет – можно и поспорить, подраться!

А когда все встали и начали расходиться, подходит ко мне интеллигентного вида человек средних лет, чуть полноватый, в очках, и спрашивает:

– Простите, Анна Петровна, а вам не кажется, что это противоречит самому духу творческой интеллигенции? Писать не то, что хочет душа и совесть, а чего изволит власть? О нет, я не мечтаю вас переубедить – поставлю вопрос иначе. Вам не кажется, что тогда «правильная» бездарность будет выше, чем «неправильный» творец? И все затопит волна серости – исповедующей безупречно правильные политические взгляды.

– Отчего же выше? – отвечаю я. – «Правильные» взгляды в данном случае это не больше, чем намерение выпустить продукцию. А если вышел брак – то отвечай за это!

– Предлагаете судить писателей за вредительство?

– Зачем? – удивляюсь я. – Если кто-то за работу инженера возьмется и не справится, его в подсобники разжалуют, заготовки таскать, может, лучше получится. Так и тут, если не получается быть писателем – на производство иди. Кстати, товарищ, вашего имени-отчества не расслышала?

– Наш английский гость, – влез председательствующий, – профессор Исайя Берлин, из Оксфордского университета. Друг СССР, приехал изучать историю русской литературы и демократического движения – творчество Герцена, Белинского, Чернышевского.

А по-русски говорит чисто! Быстро вспоминаю, что читала про эту фигуру – это верно, что профессор Оксфорда, философ, экономист и литературовед, но в данном случае еще и второй секретарь английского посольства, работающий на МИ-6! Родился в Риге в 1909-м, в семье капиталиста, не принявшей революции и эмигрировавшей 1921 году в Британию. Философии его не помню, что-то там про свободу как абсолют. Любопытно, а здесь он случайно оказался, или?

– Но все же согласитесь, творческий процесс не равен производству. Творец не может по приказу сесть и написать «Войну и мир». Ему нужна свобода как необходимость.

– А наших писателей кто-то лишает свободы? – отвечаю. – Я, кажется, упомянула лишь одно обстоятельство. Если членство в Союзе писателей подразумевает получение неких благ от государства – то будьте добры государству быть лояльны! А то непорядочно выходит. Не согласен с чем-то – так попробуй издаваться сам, наш закон этого не запрещает… если издатель найдется.

– Вы отлично знаете, что такого изгоя никто не издаст! – сухо отвечает Берлин. – И выходит, что у вас творческие люди лишены свободы. Или издавайся, славословя – или молчи. В то же время в любой демократической стране существует свобода слова. Как сказал Вольтер, «я не согласен с этим человеком – но я готов отдать жизнь за его право высказывать свои убеждения». О нет, я не собираюсь никого переубеждать, но интересуюсь, разве вы не видите, что ваши ограничения приводят к скудости интеллектуальной жизни и обеднению мысли в конечном итоге?

– А разве у вас иначе? – спрашиваю я. – Неужели разрешили бы напечатать того, чье мнение идет вразрез с официальным? Насколько мне известно, в Британии тех, кто выражал даже словом в частной беседе поддержку Гитлеру, ждали реальные тюремные сроки! И ваша свобода разве дозволяет – критиковать свое же правительство?