Тучи солнце наконец закрыли, тень надвинулась, все вокруг стало серым. И тут задуло так, что меня и Лючию едва не бросило наземь – согнувшись, мы бежали до нашего ЗиСа какие-то десять шагов, с усилием, как стометровку! Сразу без шляп остались, моя так и улетела вместе с булавкой, не помогло – и волосы рвало так, что даже больно было, вот оборвет сейчас с головы и унесет следом! А платья грозило если не сдернуть прочь, то в клочья разорвать, крепдешин в горох мне лицо облепил, а я лишь сумочку к груди прижимала, испугавшись, что выхватит из руки, там удостоверение и пистолет, чем их потерять, лучше уж «мерилин» побуду! Сели мы наконец в машину, юбки расправили, друг на друга взглянули – ну что за ужас у нас на головах, прямо метлы растерзанные вместо причесок! А снаружи дождь хлынул – ой, каково тем, кто на улице сейчас!
– Моя бедная флорентийская шляпка! – печально произносит Лючия. – Юрию так нравилось, когда я в ней! Как героиня фильма, где кто-то жениться не мог, потому что его лошадь шляпку съела.
Я настораживаюсь. Римлянка к нашей Тайне пока не допущена, кто ей фильм на ноуте показал? Из будущего, наш, советский, но на французский манер, там герой еще поет про «иветту, жоржету», и дамская шляпка «из флорентийской соломки» очень похожа на ту, что головку Лючии еще недавно украшала. Нет, если она прибор из 2012 года видела, не репрессировать же ее за это, наш человек, – но разговор будет очень неприятный, и у меня с кем-то, и с мной. Или Юрка ей просто содержание фильма пересказал?
– Аня, ты не понимаешь, это стиль такой, соломенная, с большими полями, – говорит Лючия, – мне она очень шла, как раз к лицу. Я давно о такой мечтала, как кино посмотрела, еще до войны.
Как до войны? Хотя если тот фильм по какому-то французскому роману, причем явно не современному, судя по костюмам и антуражу – так, может, еще одна экранизация была? Уточняю у Лючии, она кивает, был фильм, еще немой, двадцать девятого, кажется, года[155]
. Ох, а я уже подумала – слишком подозрительной становлюсь? Ничего, Люся, нам ни в какую Флоренцию ехать не надо, а пойдем мы завтра в то же самое Мосгорателье номер два. Я тоже такую шляпку хочу, чтобы поля в ширину плеч, а если еще и вуаль прицепить, то буду даже не как Анна Тимирева, возлюбленная главного врага советской власти в Сибири (какой эта дама в фильме изображена), а персонаж из поэмы Блока. Коммунизм ведь не запрещает нам красивыми и нарядными быть, если не в ущерб делу!– И еще зонтики нужны, – добавляет итальянка, – к каждому платью или пальто свой, в цвет, чтобы смотрелся аксессуаром, даже в ясную погоду. У нас богатые синьоры и синьорины так ходили летом. Или просто как тросточка в руках.
Ну, если для тихой погоды – в такую бурю зонт сразу вывернет, или даже вырвет и унесет. Вот интересно, а ведь раньше я ненастья особо не замечала и не запоминала? На войне, это понятно, но ведь и прежде, в Ленинграде, я даже зонтик в руках почти не держала, да и был-то он у нас один на всю семью, черный и старый. И шляп модных я не носила, пока не начала за собой следить, наряжаться, как нравится моему Адмиралу, да и мне самой тоже, но оборотная сторона, что в дождь неприятно, и в ветер неудобно. Может, и практичнее одеваться, как те тетки, но не хочу, лучше потерплю как-нибудь! Пусть товары по карточкам еще, или по коммерческой цене, но я ведь денежное довольствие не только свое получаю, мне и Михаил Петрович часть своего переводит.
– …хорошо, что я новое платье, клеш от плеча, не надела, – тем временем размышляет Лючия, – хотя для такой погоды его можно с пояском носить, и плащ поверх. Аня, да что с тобой? Тебе плохо?
– И тут война, – отвечаю я, – совсем не обязательно на ней стреляют, имей в виду! Просто заговорить с врагом, выслушать его – тоже может быть опасным. Так что не бойся – не заскучаешь.
Лючия сразу подобралась, глазами сверкнула:
– Аня, этот … (непереводимое итальянское выражение) хотел сделать хуже этой стране, нам и нашим детям? Так, может, надо было его убить? Это ведь очень плохо, когда тебе делают зло, а ты не можешь ответить! Мой Кабальеро говорил…
– Помню, – отвечаю я, – если тебя ударили по левой щеке, то выруби злодея, а затем подставь правую. Если он не встанет, тогда его прости. Интересно, здесь Иван Антонович останется таким пацифистом?
– Аня, о чем ты?
– А, не бери в голову, – машу рукой, – была тут история одна.
Не рассказывать же римлянке про категорически не понравившийся мне эпизод из «Часа быка»? Когда высокомудрые земляне предпочли погибнуть, хотя могли уничтожить нападавших. Сжечь голов сто, прочие бы сами разбежались!
Ой, мамочки, а как на меня Иван Антонович смотрел – нет, именно как художник? Вот не помню, он лишь писателем был или рисовать умел тоже? Вроде было, что в экспедиции он зарисовки всяких там откопанных костей делал.
И если он и тут «Час быка» напишет или еще что-то подобное, то с кого он будет Фай Родис изображать?! Кстати, можно это имя себе взять пока, псевдонимом!