Морской Волк #10-12 - Союз нерушимый

– Неизбежные ограничения военного времени, – ответил англичанин, – что до остального, то да, у нас, цинично говоря, имеет место принцип, кто платит, тот в своем праве. Однако же согласитесь, это справедливее, чем диктатура – потому что владеющих достаточными средствами может быть больше, чем руководящих бонз! И собственность безразлична к политическим взглядам – значит, среди заказанных точек зрения неизбежно будет и плюрализм.

Ага, плюрализм в мозгах это шизофрения! Как в «перестройку» и случилось, но про то английскому гостю знать не надо! В своих заморочках сами разберемся, без заграничных советчиков! Поскольку вот не верю ни на копейку в их бескорыстие и беспристрастность!

– Бесспорно, вы, русские, очень талантливый народ, – тем временем говорит англичанин, – однако же и талантам нужен простор для реализации…

Он говорил еще что-то, слова оплетали, как паутина. Так, что мне даже хотелось спать, но в то же время я с удивлением заметила, что отношусь к этому Исайе с растущей симпатией и доверием. Это было неправильно… ой, опять нить потеряла, о чем это я?

– Ань, ты что? – Лючия дергает меня за руку.

И наваждение ослабевает. Что это было, гипноз? Ах ты сволочь, скандал поднять, или… а вот не смотреть ему в глаза, только на плечо. Понял он или нет, что не получилось?

– Анна Петровна, мне интересно, кто же был автором того множества стихов и песен, вошедших в обиход два-три года назад. Даже в ВУОАП[154] не знают имен, ссылаясь на неких моряков Северного флота или солдат Ленинградского фронта.

– Она ничего вам не скажет! – заявил подошедший Иван Антонович. – А вас я попрошу уйти!

И англичанин как-то вдруг стушевался и почти убежал. И что же это было? Какая симпатия – лишь брезгливость чувствую, будто меня прилюдно попытались раздеть!

– Видел я подобное в экспедиции в Туркестане, – сказал Ефремов, – не гипноз, но что-то похожее. Тот, кто там мне это демонстрировал, хвастался, что так можно продать любому самый негодный и ненужный ему товар! Тут главное – не смотреть в глаза. И помогает также резкое движение или шум. И конечно, если вы с самого начала относитесь к «продавцу» не нейтрально, а настороженно. Но каков гусь!

– Ань, ты стояла, слушала, и мне вдруг показалось, что тебе нехорошо, – вставила Лючия, – ты будто смотрела и не видела ничего.

– Спасибо тебе, – отвечаю, – и вам, Иван Антонович. Это не гусь, это враг! Пойдем, пора нам уже!

И никто больше – ничего необычного не заметил! Пожалуй, надо на вооружение взять, узнав подробнее, что это такое. Помнится мне, у потомков я читала что-то про «нейролингвистическое программирование» – похоже на это? Интересно, а если вуаль на лицо опустить, это бы помогло? Слабость накатила – может, присесть? Нет, лучше домой!

– Я провожу, – говорит Ефремов, – а то мало ли… На мое плечо обопритесь!

Ну нет, я пока еще на ногах стоять могу. И что люди подумают? Неспешно идем по коридору. Англичанина не видно нигде.

– Создав живых героев, хороший писатель воспитывает читателей, – задумчиво говорит Иван Антонович, – но тогда верно и обратное. Злой гений может талантливо и эффективно людей развращать, оскотинивать. Талант выходит оружием, могущим служить и добру и злу, он не ценен сам по себе. И на писателе лежит ответственность за то, куда он зовет?

– Именно так! – киваю я. – Так вы возьметесь за фантастическую вещь о людях будущего? О нет, я вас не тороплю – понимаю, что это очень трудно, заглянуть за горизонт. Но когда-нибудь после, возможно очень скоро, вы это напишете.

– Постараюсь, – ответил Ефремов, – как только пойму, о чем писать.

Снова в глазах темнеет? Ведь еще не вечер, чтобы сумерки. Зато небо затучило, и сразу стало прохладно, и еще ветер поднялся – напрасно плащ не накинула, выезжая! Платье на мне треплет, как флаг на демонстрации, то надует, то плотно облепит, пока к машине, нас ожидающей, идем.

– Простите, Анна Петровна, вы, наверное, спортом занимаетесь? – спрашивает Ефремов.

– Есть немного, – соглашаюсь я, одергивая подол, – а что?

– Да просто… – смутился Иван Антонович, – вам никто из скульпторов не предлагал с вас греческую богиню лепить?

Ой, только этого мне не хватало! Однако же приятно: значит, форму сохранила. Нет, мой Адмирал меня, конечно, всякой… но стройной и красивой ему приятнее будет. И мне тоже – представляю в мечтах, как мы когда-нибудь вместе, и на большом белом пароходе, на палубе стоим, а вокруг синее море, яркое солнце, и свежий ветер. Ко мне все пристает, с платьем играет, юбку солнце-клеш, как зонтик, вздувает и вверх крутит, я еле поймать успела, пока не случилось «мерилин»! С моим Адмиралом наедине, был бы лишь повод улыбнуться, – а инструктору ЦК на службе и «мини» недопустимо, чтобы подол выше колен!

– Будет буря? – Лючия озабоченно глядит на небо, за шляпу схватилась, платье тоже прижала у ног.

– Я знаю! – отвечаю я спокойно.