Морской волк. 3-я Трилогия (СИ)

А Геббельс самоубился сам. Вместе с семьей, как и в нашей истории. И приказал поступить так же всем берлинцам, «лучше быть мертвым, чем под Советами». Только это был уже перебор — услышав такое, из немцев будто стержень выпал, сдача в плен солдат вермахта приняла массовый характер. Лишь эсэсовцы и предатели, из наиболее фанатичных, пытались бежать из Берлина на запад — даже спрятаться здесь им не светило, поскольку бандеровцы и власовцы умудрились даже здесь в последние дни устроить немецкий погром с грабежом — так что население Берлина с большой охотой сдавало не успевших удрать в нашу комендатуру. В целом же, город был не столько разрушен, как буквально пропах смертью — трупов было очень много, как болтающихся на фонарях, балконах, деревьях, так и валяющихся под стенами, рабочие команды из пленных фрицев не успевали убирать. Это были все немцы — наших похоронили с почестями, под курганом в Трептов-парке, где после станет статуя советскому Солдату-Освободителю. Собирать же дохлых фрицев руки не доходили, тем более что много было казненных еще в начале осады, по приговору эсэсовских трибуналов. Но жизнь налаживалась — помню, что уже четвертого мая в городе начали работать коммунальные службы, немцы вместе с нашими саперами восстанавливали коммуникации, электричество и водопровод, в некоторых кварталах даже появилось освещение. А кормились берлинцы в основном, из наших полевых кухонь, выстаивая долгие очереди с мисками и котелками.

Тридцатого апреля погиб «Скунс», Серега Куницын, ленинградец, из «пираний» самого первого набора, он был с нами с ноября сорок второго, когда мы плыли через Неву брать Восьмую ГРЭС. Днепр прошел, Петсамо, Вислу, освобождение Папы и захват фюрера — и чуть не дожил до Победы. И погиб глупо…

Помню, как я еще зимой, до Италии, был на «семинаре по обмену опытом» будущих «штурмовиков». Не тех тварей и мразей, что присвоили себе в нацистской партии это имя — а настоящих, кому положено малыми группами, на острие атаки, прогрызать эшелонированную оборону. «Спецы» почти со всех родов войск — здесь, почти инстинктивно, своим подобием спецназа обзаводились многие все виды войск и мало-мальски значимые учреждения. Даже железнодорожникам приходилось решать вопросы борьбы с минами на рельсах и около — и думать, как бороться с небольшими отрядами снайперов и пулеметчиков. Так что были там ребята и из НКПС — причем не самые худшие. Ну и конечно, морская пехота, батальонная разведка, бывшие партизаны (переформированные в войска НКВД, очищающие нашу землю от всякой «лесной» мрази), даже связисты и снабженцы — как вам, особый противодиверсионный взвод в корпусном батальоне связи? Даже с «испанцами» довелось встретиться, язык наконец вспомнить. Пока на фронте было затишье — мы учились друг у друга и учили друг друга. Точнее, брат — брата…

Господи… «Плохая им досталась доля, немногие вернулись с поля». Я не большой любитель поэзии, но еще застал то время, когда уж пару вещей Лермонтова средний школьник вроде меня учил. На импровизированных лекциях и семинарах, на стрельбище, в импровизированном спортзале и на полигоне типа «дома убийц», подобие которого уже вводит в оборот САС — думалось мне только об одном. Только бы побольше этих ребят, да и девчат тоже (снайперш, медсестер, радисток) дожило до мирных времен, завело детей, которые в свою очередь когда-нибудь тоже. Только бы побольше осталось в живых тех, кто станет в будущем гениальным ученым, толковым инженером, талантливым писателем… да хоть спортсменом. Поди, теперь угадай, родятся ли вообще Лев Яшин, Эдуард Стрельцов, Олег Блохин, Арвидас Сабонис, Владимир Ткаченко? А если родятся — станут ли теми, кем стали в нашем будущем-прошлом?