В Кайзерслаутерн нас не впустили. Сначала командир разведывательного отряда доложил, что встретил русских, они перекрыли дорогу, и утверждают, что дальше уже начинается их территория. В момент первой встречи русских было не больше десятка солдат во главе с лейтенантом, но когда я подъехал, в сопровождении штаба и охраны, то увидел не меньше батальона русской мотопехоты, выдвинувшейся со стороны города. Последовал мой напряженный разговор с русским офицером в чине майора или капитана, — по его словам, эти русские были передовым отрядом танкового корпуса, только что занявшего Кайзерслаутерн и в настоящий момент принимающего капитуляцию гарнизона. На мои возражения, что Сталин назвал зоной русских интересов лишь правый берег Рейна, русский ответил, что нас лишь предупреждали о невхождении туда, но ничего не говорилось о будущей границе зон оккупации.
— Военная необходимость, господин генерал. Когда мы вошли в Мангейм, то не увидели на другом берегу союзных войск — зато там были немцы, которых никак нельзя было оставить неразоруженными. Если бы вы были чуть быстрее, то избавили бы нас от этого труда.
А в это время мои солдаты с радостью общались с русскими, чему мало мешал даже языковый барьер — фотографировались, обменивались сувенирами. Меня удивило, что если наши американские парни были все молодые, сытые и здоровые, «железные парни Метца», как звали солдат нашей 95-й пехотной дивизии, то у русских довольно много было людей старшего возраста, имевших совсем не воинственный вид — однако же, именно они прошли две трети Европы, от Волги до Рейна, это было несправедливо к Америке! Я связался с высшим командованием, и с разочарованием получил категорический приказ, с русскими в конфликт не вступать!
Свидетельствую, что случившееся было следствием предательства Роммеля, сумевшего привлечь на свою сторону и генерала Штудента, отдавшего соответствующий приказ 1-й и 4-й парашютным дивизиям (последняя из которых как раз и была ответственна за Кайзерслаутерн, Людвигсхавен и Мангейм). В итоге, в полосе Третьей американской армии линия между зонами оккупации прошла от Рейна по рекам Наэ, Глан, Лаутер, дальше по горам Пфарцервальд до французской границы; севернее же русские, еще 1 мая, взяв Висбаден и Бонн, также продвинулись от Рейна на запад — в итоге, результатом нашего отчаянного наступления стало лишь занятие крохотного участка Германии от Саарбрюкена до Трира (еще севернее, от Аахена до Кобленца, удалось продвинуться Первой армии). И это была вся американская оккупационная зона в собственно Германии, не считая Эльзас-Лотарингии — после оставленная нами в обмен на уход русских с юга Франции и из восточных провинций Нидерландов!
Но я никогда не забуду позорную картину, как поток американской военной мощи останавливается на дороге перед русским шлагбаумом, за которым горстка советских солдат, совершенно не грозного вида.
Может быть мы, американцы, и не имели европейского военного опыта — но мы очень быстро учились. И я никогда не отрекусь от своих слов, позже сказанных мной в Париже генералу Эйзенхауэру, в присутствии многих достойных свидетелей.
Если бы мне был отдан приказ, я бы, с моей великолепной армией, взялся бы пройти за полгода от Рейна до Москвы — сделав то, что не удалось проклятому неудачнику Гитлеру!
Если бы мне тогда был отдан приказ.
Майор Юрий Смоленцев
Он же — «Брюс»
Дважды Герой Советского Союза
Командор ордена Св. Сильвестра
Как я День Победы встретил? В Берлине, конечно!
Фюрера пойманного кому надо сдали — думаете, отпустили нас отсыпаться? Каждому надлежит самый подробный отчет написать — с последующими уточнениями и выявлением расхождений! Документы, что мы захватили (а выгребали из вагона все бумаги и в дикой спешке) — где, и в каком порядке лежали? К итальянским товарищам — особых переводчиков приставили, не нас. Успокаивало лишь, что Гитлера с Герингом трясти будут куда круче — мы сейчас отпишемся, и свободны, а из них еще душу вынут, как они готовили самое страшное преступление против всего человечества.
Главным был тот, на молодого Брежнева похожий — вспомнил я, наконец, его портрет, еще одна легенда советской разведки, Наум Исаакович Эйтингтон, он командовал, когда в сороковом Троцкого убили. Нет, к нам у него никаких подозрений не было — но как я понял, главный вопрос был, а тот ли фюрер, не двойник? Решили все же, в первом приближении, что тот самый.
Лючия и через это испытание прошла успешно. И даже с радостью — ее первый вопрос ко мне был, после:
— Мой кабальеро, это значит, все окончательно признали меня в твоем отряде?