Мощи святого Леопольда

– Да, там для вас и вашей жены есть место, и там будет праздничная служба. Если вы тут один, можете послать за вашей женой. Но торопитесь, служба скоро начнется.

– У меня нет жены! – ответил Волков. – Я буду один.

Архиепископ служил мессу, хоры пели на удивление прекрасно, а лучшие люди Ланна кланялись Волкову. А он кланялся им. Здесь он видел и воинское сословие, тех людей, что были на его акколаде, и купечество, и банкиров, в том числе Фабио Кальяри, и городских нобилей, и господ из магистрата, с ними же стоял и штатгальтер Ульрик. И многие из этих господ были с женами, и жены их тоже кланялись ему и улыбались целомудренно. Монах поставил Волкова справа от кафедры, рядом с великолепной ракой, которую он привез из Ференбурга, чтоб все видели и его, и святыню. И он сам разглядывал прекрасные барельефы на серебре, слушая праздничную речь архиепископа. В церкви было немного жарко, а в остальном все шло прекрасно. Кавалер чувствовал себя здесь абсолютно естественно, он не был здесь лишним и занимал свое место заслуженно, а поклоны важных городских особ воспринимал как должное. Он заслужил их долгими годами войны, он заслужил это место своею храбростью, упорством и доблестью, и, подтверждая эти его качества, на самом виду в самом лучшем храме города Ланна стояла великолепная рака из шести пудов серебра с мощами святого Леопольда. И он рядом с ней.

Глава 18

После богослужения, когда архиепископ и монахи проходили мимо Волкова, курфюрст остановился рядом с ним, осенил его святым знамением и дал руку для поцелуя, Волков целовал руку святого отца. Было это у всех на виду. И оттого внимание курфюрста было еще приятнее. А после к Волкову подошли рыцари и спросили, не желает ли он отобедать с ними в трактире, что расположен напротив ратуши и звался «У Вольфа». И кавалер сразу согласился. А потом к нему подходили другие честные люди, и с женами, говорили имена свои и тоже звали на обеды и в гости, он им кланялся и отказывался, говорил, что уже приглашен. И, честно говоря, был рад, что рыцари его пригласили первыми, с ними он чувствовал себя в своей тарелке. С ними он пошел в трактир, прежде сняв лишний доспех и отдав его Максимилиану, и трактир оказался хорош, хотя и не дешев, и там они пили вино и ели паштеты и сыры, пока жарилось жаркое. Эти простые господа были грубы местами, как и положено воинам, и шутки говорили сальные, но ему они нравились, и шутки их казались смешными. Он думал о том, что с купцами, да городским дворянством, да с их женами он не чувствовал бы себя так хорошо и свободно.

А рыцари спрашивали его, с кем и когда воевал он и под чьими знаменами служил, где и когда сидел в осадах. И он говорил им, хотя и без хвастовства, и ему было чем гордиться. И кавалер видел, что они его уважают. И был он там счастлив, особенно после третьего кувшина вина.

Уже стемнело, и наступил вечер, когда они разошлись, Волков отлично провел время и радовался новым знакомцам. Максимилиан и Ёган дождались своего господина, и они поехали домой. Волков был весел и не совсем пьян. Город опустел, по дороге им попадались только пьяные. Доехав до дома, кавалер разделся, снял сапоги и сидел за столом, просто пил пиво и не ел, только глядел на то, как едят его люди, и рассказывал им, что было на праздничной мессе. И все внимательно слушали его, особенно Агнес, которая в храм попасть не смогла. А вот Брунхильда и слушать не хотела, и вниз не пришла, велела принести ей еду наверх, где и сидела одна. Волков пошел было к ней, да она сразу ушла в свою комнату и дверь заперла.

Тогда он пошел к себе и лег, да не спалось ему. Он все переживал события дня: и шествие, и праздничную мессу, и внимание архиепископа, и обед с рыцарями. И думалось ему, что в былые дни, дни нестерпимой тяжести, и холодов, и мучений от ран, никогда он и помыслить не мог, что будет ему такой почет и такое богатство. И дом теплый, и слуги, и деньги, да и о рыцарском титуле он не мечтал. И теперь не хотел он все это упускать, но чтобы сохранить полученные блага, ему нужно было что-то, что удержало бы его в этом статусе. Да, ему требовались деньги, много денег, и он рассчитывал на мушкеты. И тут мысли его перестали быть сладкими, и думал Волков о том, что дело с мушкетами на Роху возлагать нельзя, нужно самому вести. И от этих мыслей он протрезвел окончательно и пошел вниз выпить воды. А внизу уже никого не было, кроме Марты, все спать пошли, а она мыла кастрюли. Волков пошел наверх, но у спальни женщин остановился. Постучался, пожелал видеть Брунхильду. Но ему не открыли, он опять постучал, и тогда услышал голос Агнес:

– Господин, Хильда вас видеть не желает. Говорит, чтобы вы шли к себе.

– Открой дверь, – настаивал Волков.

– Она говорит, чтоб вы жену себе завели и к ней больше не ходили, – донеслось из-за двери. – Она вам боле давать не будет.

– Ах вот как, – с угрозой сказал кавалер и ухмыльнулся.