Московит-2

– Не бойся, пане, гетман наш хоть строг, но справедлив и великодушен. Я – Иван Выговский, шляхтич, ныне генеральный писарь Войска Запорожского, тому живой пример! Служил молодому Потоцкому, сражался против его гетманской милости. Попал в плен под Желтыми Водами. А глянь на меня: жив, здоров, благополучен, чего и тебе желаю. Служу его милости, получаю заботу его и ласку. Потому, что повел себя разумно. Ты понимаешь, пане? Отвечай на вопросы честно, без утайки, расскажи все, что тебе ведомо, тогда и жизнь свою сохранишь, и… – Многозначительно умолкнув, договорил после паузы: – Кто знает!

Пан Беджиховский закивал со всем усердием: конечно же, он готов вести себя разумно! И выложил все, до донышка.

* * *

Гетман, помрачнев, сердито хлопнул кулаком по столу:

– Я и тогда подумал, и сейчас мыслю: Кривонос это! Более некому! Ну вот что делать с ним, ослушником?!

– Так ведь это лишь предположения… – заторопился Выговский, пытаясь успокоить Богдана. – Доказательств-то пока никаких…

– Вернется – будут! – сквозь зубы прошипел Хмельницкий. – И ему допыт учиню, и казакам… Из-за него, подлеца, сыну опасность грозила! Не прощу!

Теперь заторопился и Тимош:

– Пустое, батьку! Не гневись! Ведь все обошлось, слава богу… А что до опасности – так я ведь тоже казак, дело привычное.

Гетман растроганно всхлипнул, снова прижав сына к груди:

– И впрямь добрым казаком стал! Жаль, не дожила мать, порадовалась бы… Гей, Иване, наливай-ка еще! Выпьем за здравие Тимоша Хмельницкого, будущего гетмана Войска Запорожского! Э-э-э, да ты уже пьян, что ли? Чего мимо льешь?

– Видать, и вправду пьян… – смущенно пробормотал Выговский. – Ишь, горилка в голову ударила… Звиняйте, пане гетмане!

Тимош, смущенный донельзя словами отца, как-то странно взглянул на генерального писаря:

– Так ведь и выпили-то всего ничего…

– Голова моя, видно, не так крепка на выпивку! – вымученно улыбнулся Выговский. – Ей привычнее с бумагами управляться. Ну, за здравие пана будущего гетмана! Дай Боже гетману нашему подольше здравствовать, однако же никто из нас не вечен, и так уж заведено, что сын рано или поздно сменяет отца. Когда настанет час пану Тимошу взять булаву, пусть будет он мужем зрелым, храбрым, рассудительным и справедливым. Слава!

– Слава! – громко возгласил Богдан, подняв чарку.

– Благодарствую, батьку! – дрожащим от волнения голосом отозвался гетманенок. – И тебе благодарствую, Иване Остаповичу!

«Вырос, и впрямь вырос, змееныш… Ну, ничего, храбрецу – первая пуля. На войне это дело обычное».

– Будь у меня такой сын – гордился бы! – с улыбкой промолвил генеральный писарь, отставив опустевшую чарку. – А заодно уже и голову бы ломал: какую невесту ему найти!

Тимош засопел, покраснев:

– Скажешь тоже, Иване Остаповичу… До девок ли ныне, когда война идет!

Гетман и генеральный писарь, переглянувшись, лукаво улыбнулись. Выговский, деликатно прикрыв рот ладонью, подавил смешок, потом вкрадчиво заговорил:

– Война войной, а про долг христианский забывать негоже. Как в Библии сказано: «Плодитесь и размножайтесь!» Ежели бы люди в войнах не женились, детей не рожали – род людской давно бы пресекся! Опять же удачный союз может увеличить нашу силу, новые сабли дать, а это ой как нелишне! Вот, к примеру, у господаря валашского две дочери есть, да сказывают, что старшая из них – красы неописуемой…

«А главное – господарь то в одну заваруху влезает, то в другую… Ежели выдаст дочку за Тимоша – рано или поздно попросит помощи. Отказать родичу немыслимо, это дело святое. И за чужими спинами Тимош прятаться не станет – настоящий казак! А мне только того и надо».

– Что, сынку, а ведь пан генеральный писарь дело говорит! – рассмеялся вдруг Богдан. – Я же вижу, у тебя прямо глаза загорелись, как услышал про красу неписаную! Эх, молодость, молодость… Подумаю о том, Иване. А пока – разливай-ка еще! Да постарайся мимо чарки не попадать…

* * *

Опрокинув еще одну чарку, гетман решительно отставил ее подальше в сторону:

– А вот теперь хватит. Для разговора нужны трезвые головы!

Никого больше в горнице не было. Гетман специально велел джурам не входить – сами, мол, за столом управимся! Во-первых, не хотел, чтобы чужие люди видели его любящий взгляд, устремленный на сына. Вроде и ничего дурного в том нет, отцовская любовь – дело святое… а все же как-то неловко. Во-вторых, разговор, который он хотел провести с генеральным писарем, не предназначался для лишних ушей. Мелькнула, правда, мысль, что и Тимошу рановато знать про такое… но Хмельницкий быстро отогнал ее прочь. Столько сына не видел, душою извелся, и вдруг – ступай-ка за дверь, мал еще! Обидится, чего доброго. Опять же будущего гетмана надо готовить загодя, вот пусть и учится, привыкает…

На всякий случай Богдан предупредил:

– О том, что здесь услышишь, никому не сказывай, ни единой живой душе! Даже попу на исповеди – ни полслова!

Тимош усердно закивал, даже перекрестился.

– Ну, Иване, поведай сыну, что нам этот самый Беджиховский наплел… – распорядился гетман. – А я заодно еще раз послушаю, не лишне будет.