Московит

Теперь я чуть не выпучил глаза, и моя челюсть лишь случайно не отвисла. Блин горелый, это же надо было, так проколоться! Забыть про порванные трусики Анжелы, оставить их на том месте! И это профи, привыкший не оставлять улик!!! Позор…

«Стареешь, Андрюха. Теряешь квалификацию!» - не утерпел противный внутренний голос.

Я мысленно послал его во все пришедшие на ум места. И в те, до которых можно было рукой дотянуться, и в гораздо более дальние…

Так-с, и что теперь ответить Вишневецкому? Может уж сразу – рассказать про стринги? А для пущей наглядности, потребовать чернильницу, перо, лист бумаги, и нарисовать???

«Не вздумай! Его удар хватит!!!» - возопил перепуганный голос.

Глава 12

«Солдат должен уметь делать все. Боец спецназа – тем более!» - это правило в меня вбили накрепко.

Правда, моим наставникам и в голову не пришло бы задумываться над вопросом: входит ли в понятие «все» рассуждения о сугубо дамских вещах. Вроде дамского же белья… Но – отступать было некуда. Взялся за гуж… или назвался груздем… или перенесся черт-те на сколько лет назад, - теперь не жалуйся.

«Спокойно, Андрюха! Что ты краснеешь, как девственник перед первым разом! – снова не утерпел ехидный голос. – И видел эти вещички, и сам снимал… Не робей, прорвемся. Только не увлекайся, пожалей человека! Тебе еще нужно к нему в советники попасть».

Я мысленно заскрежетал зубами, вновь отправив его по уже названному маршруту. С пожеланием хорошо выучить разницу между понятиями «видеть» и «рассказывать». Потом глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и начал свою лекцию…

Честное слово, не увлекался! И, более того, очень польстил моим современницам. Они все сплошь вышли у меня застенчивыми скромницами, признавали только размер «макси» - простенькие глухие «шортики» (в крайнем случае, «плавочки»), и точно такие же простенькие бюстгальтеры на широких лямках, закрывающие все, что можно, и даже нельзя. Исключительно из экологически чистых материалов, без следов какой-либо синтетики. Само собой, все - абсолютно непрозрачное, без каких-либо рюшечек, кружавчиков, прозрачных сеточек, косточек и прочих игривых деталей, столь милых женскому (да и мужскому тоже, чего скрывать) сердцу. О всяких «мини», тем более, упаси Боже, стрингах, я даже не заикался. Равно как и о загораниях «топлесс», либо нудистких пляжах.

Тем не менее, к концу моего познавательного рассказа князь был похож на человека, которому явилось привидение. А если бы я еще увлекся, рассказав про конкурсы красоты, стриптиз, и тому подобные штуки… Да, дело могло бы закончиться инфарктом!

- Матка Бозка! – еле выговорил потрясенный Иеремия, когда я, наконец-то, умолк. – Спаситель, помилуй нас и сохрани! Это же просто… Какое счастье, что я не дожил до этих времен! Господу впору снова устраивать всемирный потоп! Ох, прости меня, грешного… - кн

Я почтительно молчал, снова напустив на себя невинно-ханжеский вид.

- Пан Анджей! – вдруг встрепенулся князь, повернувшись ко мне. – Раз уж я сам завел об этом разговор… Скажите честно, как подобает мужчине, сколько мне еще отпущено жизни?

Вот этот вопрос, признаться, меня изрядно смутил. Может, обмануть? Правды-то он все равно не узнает…

- Ну же, я жду! – слегка повысил голос Вишневецкий. - Или пан боится не угодить мне ответом?

Нет уж, почтеннейший. Чтобы меня напугать, нужно нечто большее, чем ваше недовольство…

- Проше ясновельможного князя, совсем недолго, увы… Ваша жизнь должна оборваться в августе тысяча шестьсот пятьдесят первого года, вскоре после победы под Берестечком.

Я снова мысленно аплодировал этому человеку, восклицая: «Молодец!» Даже имея железные нервы, невольно содрогнешься от мысли, что тебе – зрелому, совсем еще не старому человеку, любимцу судьбы, богачу и прославленному полководцу – осталось жить чуть больше трех лет. В сущности, всего ничего. Тут впору либо разъяриться, проклиная злую судьбу, либо впасть в глубокую депрессию: «Ну, почему именно я?!» А князь… Нельзя сказать, что это его вовсе не взволновало, но он прежде всего начала интересоваться, что это была за битва, и каковы были силы с обеих сторон. Узнав же, что войско Хмельницкого, хоть и главным образом благодаря очередному «финту» крымского хана, больше похожего на прямую измену, понесло тяжелейшие потери, Иеремия пришел в неописуемый восторг:

- Бог все видит! Всем воздает по заслугам! Может, и медленно мелют жернова его, но зато наверняка! – ликовал он, потирая ладони. – Хмельницкий, презренный хам, изменник, схизматский пес! На кого вздумал руку поднять, в чьи ряды замыслил войти! Слыханное ли

Я только молча пожал плечами. А что тут еще можно было сказать?

Видимо, неверно истолковав этот жест, Иеремия успокоительно махнул рукой:

- Пустое, пан! Не надо меня жалеть. Потомок благородных Корибутов смерти не боится. Надеюсь лишь, что она пришла в бою, как и подобает воину?