- …Обе стороны понимали, то это лишь временное затишье. Условия Зборовского мира не удовлетворили никого. Тот же Хмельницкий, на которого совсем недавно чуть ли не молились, теперь слышал отовсюду упреки и обвинения: дескать, простому народу этот договор п
- Ага! – ликующе восклицал князь. – Чернь всегда неблагодарна! Делать ей добро – что бросать золото в воду! Сам же виноватым окажешься… Впрочем, так ему и надо, лайдаку!
- …А поляки негодовали, что, на их взгляд, король и правительство пошли на слишком большие уступки мятежникам, особенно в вопросах вероисповедания и отправления религиозных культов…
- Вот тут и пяди уступать нельзя было! Насмерть нужно защищать святую веру! – с убежденностью фанатика восклицал Иеремия, и его лицо в эти мгновения озарялось каким-то безумным блеском. Я только мысленно стонал: ох, нелегко с ним будет, нелегко! Ну, ничего
- Поэтому компания тысяча шестьсот пятьдесят первого года была неизбежна. Как я уже говорил, летом состоялась грандиозная битва под Берестечком…
Мне пришлось чуть не наизнанку вывернуться, ублажая любознательность князя. Естественно, он же полководец, его сразу заинтересовали все подробности этого сражения… Пришлось поднапрячься. Когда же я дошел до того, что решающую роль в победе сыграл удар его гусарских хоругвей в самый центр казачьих отрядов, лицо Иеремии расплылось от нескрываемого удовольствия, глаза потеплели.
- О, да, мои гусары – настоящие львы! Проше пана, атака гусарских хоругвей – это просто что-то грандиозное, невообразимое! Кажется, что летит стальная стена! Земля стонет и содрогается от топота тысяч копыт! Кирасы и шлемы горят на солнце так, что больно г
Я рассказывал про мужество Ивана Богуна, сумевшего в отчаянно тяжелой ситуации сделать, казалось бы, невозможное – спасти остаток войска, проложив гати через непроходимую топь. У Вишневецкого сразу загорелись глаза, а с губ срывались одобрительные восклицания: князь мог оценить чужую доблесть, даже если речь шла о враге. Потом вкратце (насколько помнил) рассказал о союзе Хмельницкого с молдавским господарем, о женитьбе его старшего сына (Тимофея, которого я называл по-украински Тимошем) на дочери господаря, и о скорой гибели Тимоша в сражении. Ну, а вслед за этим пришла пора поведать о Переяславской Раде…
- Меня там не было! - стонал князь. - Не вовремя призвал Господь, ох, не вовремя... Я бы ни за что не допустил, чтобы Московия мешалась в наши домашние дела!
- Итак, ясновельможный княже, восьмого января тысяча шестьсот пятьдесят четвертого года Хмельницкий в Переяславле присягнул на верность московскому царю...
Иеремия рвал и метал. На его висках пульсировали вздувшиеся вены, губы тряслись.
- Зрадник! Иуда! Разрушил отчизну, разорвал по-живому! Ушел под протекцию Московии! Вечные адовы муки ему!
- Проше князя… - попробовал вступиться я, - но что же ему оставалось делать? Ясновельможный князь сам знает, что с Хмельницким поступили жестоко и несправедливо: отобрали хутор, пожалованный его отцу за заслуги, мало того – одного из сыновей засекли плетьм
- Это не оправдание! – решительно отрезал Вишневецкий. - Если каждый из-за своих обид, пусть даже и тяжких, станет на путь измены, к чему мы придем?!
А ведь в самом деле! - вдруг подумал я. - Уж как бессовестно обошлось с нами родное государство... Но неужели я простил бы кого-то из своих ребят, перейди они к тому же Мансуру?! Да ни за что на свете! Возненавидел бы. А доведись встретиться - рука бы не дрогнула...
…Разговор тянулся уже больше двух часов. Честное слово, язык начал уставать! К тому же, настоятельно ощущалась потребность навестить комнатку, на дверях которой в наше время красовался мужчина в строгом черном костюме… Ну, или хотя бы получить доступ к чьему-нибудь ночному горшку, если окажется, что таких комнаток в княжеском замке не предусмотрено! Кстати, как выкрутится Анжела в подобной ситуации? Одним мычанием не очень-то объяснишь, чего тебе надо… Интересно, встретилась она с княгиней Гризельдой, или не встретилась?
А князь будто позабыл и про отдых, и даже про то, что гостю (тем более, из будущего!) надо бы как минимум предложить умыться с дороги, или спросить, не голоден ли он… Иеремия буквально впитывал информацию, как сухой мох – воду. Глаза его возбужденно сияли, он нервно покусывал губы, время от времени быстро облизывая их: видно, пересохли от волнения.
От трагической истории того же храброго полковника Богуна (категорически не принял Переяславские соглашения, ушел к полякам, и был вскоре ими же расстрелян по обвинению в измене) я перешел к кульминации - избранию королем Речи Посполитой сына Вишневецкого, Михаила. Князь был потрясен до глубины души. Но не от гордости за своего отпрыска, удостоенного столь высокой чести, нет!
- Негодяи… - шипел он, сжимая кулаки. – Всего мог от них ожидать, но это уж чересчур! Выбрали слабого, неспособного! Мой Михал – добрейшей души человек, но безволен, мягок… Не знаю, как у такого отца мог вырасти такой сын! Конечно, под его рукой они совсем