Она сейчас казалась самой настоящей красавицей. В расцвете женской силы, стройная, величественная, держащаяся с тем внутренним достоинством, которое присуще только от рождения. Княгиня была одета… впрочем, я в разновидностях и современной-то дамской одежды не очень разбираюсь, что уж говорить про 17-й век! Если коротко, на ней было очень красивое платье. С довольно глубоким и смелым по тем временам вырезом, открывающим верхнюю часть приподнятой корсетом груди (весьма хорошо сохранившейся и соблазнительной, чего уж там!) С пышными и, кажется, пристегнутыми рукавами из полупрозрачной мелкоячеистой кисеи. С высоким стоячим кружевным воротником… как он назывался, черт побери? нет, не жабо, как-то по-другому… Стройная, почти осиная талия (вот потому-то я готов поклясться – Гризельда была в туго затянутом корсете) плавно переходила в восхитительно округлую… Стоп, Андрюха! Ишь, куда понесло!
- Прошу, прошу дорогого гостя… - захлопотал Вишневецкий, усаживая меня по левую руку от себя. Краем глаза я заметил, какую рожу скорчил пан Качиньский, и мысленно усмехнулся.
Пока все шло, как и было задумано. Мой план, созревший по пути в Лубны (тот самый, о котором я ни слова не сказал Анжеле) начал осуществляться.
Раз уж я оказался здесь, и возврата к прежней жизни не будет, …постараемся исправить перекосы мировой истории. Принесшие моей родине столько бед и неприятностей… Да, князь прав: смертный грех гордыни, по-другому и не скажешь. Ну и пусть! Ради благой-то цели… С которой пусть неохотно, с зубовным скрежетом, но все-таки согласился и сам Вишневецкий (не зря же я провел утомительную многочасовую лекцию, совершив экскурс в историю Речи Посполитой!)
Цель эта – сначала примирить ее, то есть, Речь Посполитую, с Россией. Которую тогда называли Московией… А потом крепко связать с ней. Сделать давних и убежденных врагов сначала нейтрально-благожелательными союзниками, а в будущем - друзьями.
Глава 15
Казалось бы, чего проще – пообедать, тем более, если голоден, да еще на халяву! Стол ломится от вкусностей, слуги, повинуясь жестам радушного хозяина, непрерывно накладывают тебе на тарелку кусок за куском, хозяйка настроена более чем доброжелательно, а что два других сотрапезника не очень-то к тебе расположены – это их личные трудности. Уписывай себе за обе щеки, запивая винами да наливками, и радуйся жизни…
Ага, как же!
Все началось с того, что Гризельда в ответ на мой комплимент смущенно зарделась – ну, прямо невинная девица, впервые обратившая на себя внимание мужчины – и проворковала ласковым грудным голосом:
- Ах, как приятно пан удивляет меня! Кто бы мог подумать, что московиты столь искусны и галантны в обхождении! Хотя, я уже имела возможность убедиться, что и московитянки имеют тонкую душевную натуру, очень чувствительны и ранимы…
Кусок мяса, который я в этот момент прожевывал, едва не провалился не в то горло. Что случилось с Анжелой?!
- Проше пана, княгиня действовала из самых лучших побуждений! – торопливо уточнил Вишневецкий. – Она хотела успокоить бедную княжну Милославскую, внушить ей, что ее терзания и страхи позади… - он выразительно уставился на меня, чтобы лишний раз показать: н
- Истинно так, княже! – кивнула «крулевна». – Я знала, какие тяжкие испытания выпали на долю бедняжки, поэтому сразу же подошла к ней со всем подобающим обхождением и ласкою. Я надеялась, что панна, успокоившись, забудет про терзавший ее страх и вновь обре
И вот тут я похолодел по-настоящему. Настолько открыто читался в них призыв: «Ну, скажи, что я – самая лучшая, самая красивая! И не останавливайся на этом! Будь смелее!»
О, черт! Тысяча дьяблов!!! Только этого не хватало… Князь, конечно, ценит меня, я ему очень нужен… но он прежде всего мужик, а ревность во все времена одинакова…
- Одна лишь мысль о таком просто кощунственна! – кое-как выговорил я. – Ясновельможная княгиня – само совершенство!
- Ах, вы мне льстите, пане… - с притворной укоризной отозвалась Гризельда, в глазах которой огромными буквами читалось: «Продолжайте льстить, да почаще!» - Я всего лишь обычная женщина… Всей душою сочувствуя бедной княжне – она торопливо, повысив голос, пр
Стул подо мной медленно, но верно превращался в электрический. Если бы не выдержка, намертво привитая за долгие годы…
- Проше ясновельможную княгиню – усилием воли я заставил себя говорить спокойным, вежливым тоном, - но что же случилось после? Неужели бедная панна чего-то испугалась еще сильнее?
- Увы! – сокрушенно вздохнула Гризельда. – Правда, к ней от потрясения вернулась речь, но я никоим образом не ставлю себе это в заслугу… Если бы я только знала, если бы могла предвидеть… Пресветлый князь позволит? – не дожидаясь ответа мужа, она проворно п
Я, торопливо поклонившись сотрапезникам, пробормотав нечто вроде «Прошу извинить меня…», последовал за нею. Гризельда, отодвинув шелковую завесу, указала куда-то вниз изящным белоснежным пальчиком.