Московит

Хотя были приняты строгие меры по недопущению преждевременной утечки информации, а главное – паники, все-таки произошло и то, и другое. Первые ряды конницы еще только вытягивались за городские ворота, а замок уже был облеплен кишащим людским роем. Люди кто-то истошно выкрикивали, то потрясая кулаками, то умоляюще простирая руки. Кто-то тащил на себе, сгибаясь, наспех собранные узлы, кто-то, яростно крича и работая кнутом, пытался проложить путь своей телеге или возку… Конское ржанье, пронзительный скрип плохо смазанных колес, детский плач, истеричные женские крики, самая бешеная мужская ругань вперемешку с молитвами на нескольких языках сразу, - все это смешалось в какую-то чудовищную кучу, со страшной силой ударив по психике.

Особенно неистовствовали беженцы, буквально вчера достигшие Лубен. Пережитый кошмар, от которого они только-только начали отходить, теперь вернулся и властно завладел всем их существом. В такие минуты и честь, и воспитание, и собственное достоинство, и все христианские заповеди превращаются в ненужный сор, отброшенный могучим первобытным инстинктом самосохранения…

До нас, стоявших на внутреннем дворе замка, доносился вполне различимый, хоть и приглушенный стенами, рев толпы:

- Бегут! Бросают нас, бедных!

- Что делать, вай мер, что делать?! Где спасаться?!

- А-а-а, будьте прокляты! Чтобы семя ваше иссохло, чтобы земля не приняла!

- Михасик! Михасю, сыночек любый! Что с тобой?! Люди, да не напирайте вы так, Христа ради! Ребенка раздавите…а-ааа!!!

Стражники Вишневецкого, выстроившись в сплошную цепь, пока удерживали – хоть с великим трудом – проход для войск и княжеского обоза. Но было яснее ясного: надолго их не хватит. Через считанные минуты сомнут. И тогда…

Княгиня Гризельда держалась просто героически – я не мог не восхититься ею. Все-таки порода есть порода… Наверняка у нее все внутри обмирало и леденело от страха, а на лице не дрогнул ни единый мускул! Вот это баба!

Женская же прислуга, сбившись в кучу немного поодаль, тряслась, как та самая пресловутая осина на ветру. Пока еще не ревели и не бились в истерике, слава богу. Подозреваю, что исключительно из опаски навлечь на себя господский гнев. Но надолго ли их хватит?

Анжела тоже страшно перепугалась – это было видно сразу и без всяких объяснений. Молодая красавица полячка, с длинными иссиня-черными косами, уложенными вокруг головы, стоявшая рядом с ней, чувствовала себя не лучше. А ее копия, только слегка увядшая, и толще раза в три (мать, что ли?) вообще не падала в обморок только благодаря какому-то флакону, который она то и дело подносила к носу. Но то ли пример княгини действовал, то ли еще по какой причине, истерики можно было не опасаться. Во всяком случае, пока.

- Как лучше поступить, пане? – тихо спросил князь, жестом отозвав в сторону. – Может, скомандовать залп? Или пустить на них гусар?

Я покачал головой:

- Проше князя, в нашем плане четко предусмотрено: всемерно избегать ненужных жестокостей и кровопролития! Обыватели должны видеть в ясновельможном защитника и покровителя, а не палача.

- Но надо же что-то делать! – гневно сверкнул глазами Иеремия. – Это быдло мешает нашему выезду! Срывая тот самый план, о котором так печется пан первый советник!

Тут он был прав. Ну, может быть, за исключением оскорбительно определения «быдло». Хотя, с другой стороны, толпа в панике ведет себя, именно как это самое… Причем в любой стране и в любую эпоху.

- Кажется, ясно, что надо делать! – отозвался я, мысленно прокрутив в голове несколько вариантов. – С позволения ясновельможного… Ну-ка, за мной! Живо! – дернув за рукав ближайшего жолнера, у которого был мушкет, я бросился к воротам и так быстро, как толь

Внизу кипели такие страсти, что слабонервный человек пришел бы в ужас. А при одной мысли, что случится с этим людским скопищем через самое краткое время, мог вообще лишиться рассудка…

«Всех не пожалеешь, Андрюха! – повторил вчерашнюю фразу внутренний голос, ставший непривычно злым и серьезным. – Всех не спасешь! Делай, что запланировал, и точка».

На площадку, пыхтя и утирая пот, влез жолнер.

- Стреляй! – рявкнул я, стараясь нарочитой грубостью заглушить совесть, некстати и не вовремя напомнившую о себе. Да, всех не спасешь, но можно же взять с собой хоть часть беженцев… Хоть тех, которые на повозках!

«Угу, конечно! Точно, стареешь… - вздохнул противный голос. – Людей, которые были тебе дороже братьев, оставлял на верную смерть, чтобы скорость группы не снижали, а теперь хочешь целый табор с собой брать?!»

- В кого, проше ясновельможного пана? – растерянно переспросил жолнер, устанавливая подставку.

- Что значит – «в кого»? – не сразу поняв, переспросил я, и в следующее мгновение буквально взъярился:

- Идиот! В воздух стреляй! В воздух!!!

- С-слуш-шаюссь, яс-сновельмож-жный…

Трясущимися руками жолнер направил дуло мушкета вверх. Грохнул оглушительный выстрел, площадка окуталась грязно-сероватой, резко пахнущей, пеленой.

«Бездымный порох внедрить – самое то!» - вдруг пришла мысль.