Московская мозаика

Но самым загадочным в фолиантах дела было то, что человек, давший ему имя, сам Маркел Родышев-ский, здесь почти не фигурировал. Не его сочинение распространялось в рукописных «тетрадях» - он к тому времени уже находился в заключении, не он был автором пасквиля на Прокоповича, и связи следствие устанавливало не с ним. Создавалось впечатление, что Родышевский действительно нужен был для единственной цели - дать название многотомному, на редкость запутанному делу.

Да и обвинение, первоначально выдвинутое против Родышевского, ни к каким религиозным спорам отношения не имело. Просто, как казначей и доверенное лицо Прокоповича, он вместе с ним продал драгоценности из Псковско-Печерского монастыря. Дорогие вина, хорошие лошади, роскошные рясы - да мало ли что нужно было умевшим широко пожить церковникам! Когда растрата обнаружилась, Проко-пович поторопился предать своего казначея, отделался покаянием, а Родышевский оказался осужденным по всей строгости тогдашних законов. При вступлении на престол Анны Иоанновны незадачливый монах вознамерился облегчить собственную участь, а заодно нанести чувствительный удар своему бывшему начальнику. В письме новой императрице он, жалуясь на «невинное осуждение», предупреждал, чтобы Анна не давала себя короновать Прокоповичу, так как тот короновал и почти тут же отпевал ее предшественника - тяжелая, мол, рука! А еще Родышевский обвинял Прокоповича в измене православию.

Сомнение в правоверности - это был единственный способ перевести обвинение в ту сферу, относительно которой простое воровство переставало быть преступлением, во всяком случае преступлением значительным. Богословская дискуссия, в которую втягивал своего бывшего покровителя Родышевский, носила спекулятивный, демагогический характер, причем, зная превосходную теоретическую подготовку противника, он все-таки рассчитывал на успех. Но самым неожиданным оказалось то, что не хищение монастырского имущества впервые познакомило Родышевского с тайным сыском. Много раньше ему пришлось столкнуться с Преображенским приказом по обвинению в склонности к… католицизму. Ничего не скажешь, настоящий «защитник» православия! Тогда покровительство Прокоповича спасло его от неприятностей, теперь Родышевский решил все повернуть наоборот. И дело началось снова, круче, беспощаднее, приобретая все больший и больший размах. Теперь в центре внимания оказались «тетради» пасквиля, составленного неким Осипом Решиловым.

Формально все выглядело просто. Решилов якобы узнал о теоретических возражениях Родышевского и, вдохновившись ими, составил собственное обвинение Прокоповича, которое и начал распространять. Тайная канцелярия хотела найти и примерно наказать тех, в чьих руках побывали эти «тетради». Вполне правдоподобно, если бы не одно обстоятельство - дата, когда появилось решение о возобновлении следствия. Два гоДа отделяли прошение Родышевского от начала нового разбирательства, два года его прошение не вызывало никакого интереса, а Решилов все это время отбывал наказание за те же «тетради» в далеком Валаамском монастыре. Что же побудило тарный сыск вернуться к делу Родышевского?

Что работу в архиве надо любить, не требует доказательств. Но всякая стойкая любовь имеет свои секреты долголетия, и здесь их не свести к внутренней выдержке и дисциплине. Складывающаяся в сотни часов борьба с перетертыми листами, блекнущими чернилами, не поддающимися прочтению почерками должна иметь и конечную цель, и особый, постоянно ощутимый подтекст. Трудно, если поиск направлен на частную подробность, легче, когда каждый лист воспринимается как отдельное звено единого целого, звено, без которого рано или поздно не обойтись в бесконечном процессе познания истории.

Имя любимой сестры Петра, Натальи Алексеевны, связано с зарождением русского театра. Она помогала первым драматическим постановкам и сама писала пьесы. Иван Никитин несколько раз повторял ее портрет.

А что, если проверить события во времени? Первые симптомы возобновления дела появляются в феврале 1732 года. Полгода оно развивается внутри Тайной канцелярии, как одно из многих, достаточно медленно, без особых жестокостей. В августе следует доклад императрице, и этот доклад должен был содержать нечто такое, что не нашло отражения в сохранившихся листах дела. Иначе чем объяснить, что Анна Иоанновна отдает распоряжение немедленно перевезти всех задержанных в Петербург. Именно с этого момента дело принимает новый и по-настоящему грозный оборот.