Московская мозаика

Заключение «первого придворного маляра» Л. Каравакка оказывается не слишком благоприятным. Расчетливый француз стоит на страже собственной выгоды. Он отмечает знания художника, но говорит о необходимости дальнейшего ученичества обязательно под его, Каравакка, руководством. Чем плохо приобрести безответного и бесправного помощника! Зато архитекторы Доменико Трезини и Михаила Земцов полностью на стороне Матвеева, благодаря им он получает право на самостоятельную работу. Но все это требует времени, усилий и обрекает художника на горькую нужду. «Заслуженное» за прожитые в Голландии годы пенсионерское жалованье остается невыплаченным, Канцелярия от строений не спешит с назначением оклада. Матвеев безнадежно повторяет в прошениях, что у него нет средств на «приносившуюся» одежду и еду. Ответы заставляют себя ждать месяцами. Художник снова пишет, снова убеждает, снова доказывает и работает. Может быть, в этот нелегкий час ему и приходит в голову написать автопортрет, документы, во всяком случае, не говорят об этом ни слова.

«Куликовская битва» - одна из самых ранних картин А. Матвеева, написанная в годы его пребывания в Голландии в качестве государственного пенсионера.

…Отступившее глубоко в амбразуру окно архивного хранения казалось совсем маленьким, ненастоящим. На встававшей перед ним стене бывшего Синода солнечные блики сбивчиво и непонятно чертили свои, очень спешные сигналы. Временами на булыжную мостовую рушились бормочущие потоки весеннего ливня, временами наступала глуховатая городская тишина с дробным эхом далеких шагов. А страницы переворачивались так же медленно, будто нехотя, не уступая ни нетерпеливому ожиданию, ни уходящему времени.

…Вскоре Матвеев начинает руководить всеми живописными работами, которые вела Канцелярия. Заказ для Летнего дворца, того самого, что на берегу Невы, за четким воздушным узором решетки Летнего сада. Картины для Петропавловского собора - они и сейчас стоят над высоким внутренним его карнизом - «гзымсом», в непроницаемой тени свода. В январе 1730 года Матвеев просит о присвоении ему звания живописных дел мастера - до сих пор он получал тот же оклад, что и во время ученичества в Голландии: 200 рублей в год.

Проходят месяцы, и первое заключение дают те же архитекторы Канцелярии Доменико Трезини и Михайла Земцов. Матвеев, несмотря на многочисленные свои работы, по существовавшему порядку должен написать специальные «испытательные» картины. Только после этого зодчие получают возможность «репорто-вать»: «Оного живописца Матвеева в живописном художестве свидетельствовали, которой как в рисунках, так и в письме красками гисторий и персон силу знает совершенно и модели исторические и евангельские, с которых писали определенные ведомства Канцелярии от строений живописцы в Петропавловскую крепость картины он издавал и тако по ево искусству в пиктуре (живописи. - Н. М.) он действительно именоваться мастером достоин».

Следующим было заключение «посторонних». Матвеев вызывается на заседание Академии наук, получает новое задание «для пробы своего мастерства». Ему предлагается представить «чрез ево намалеванной портрет», «историческую штуку» и рисунок. Проходит еще несколько месяцев. В июне 1731 года собрание рассматривает матвеевские работы и единодушно признает их достоинства: «От его пробы довольно видеть можно, что оной Матвеев к живописанию и рисованию зело способную и склонную природу имеет и время свое небесполезно употребил… к которому ево совершенству немалое вспоможение учинит прибавление довольного и нескудного жалованья, чего он зело достоин». Борьбу с нуждой - этот бич художников - современники Матвеева слишком хорошо знали и старались отвести от талантливого живописца. В июне 1731 года Матвеев получил звание мастера и оклад 400 рублей. Кстати сказать, оклад Каравакка в то время составлял 2 тысячи.

Остается непонятным одно. Хотя от художника дважды потребовали представить портреты с известных экзаменаторам лиц - «чтобы персона пришлась сходна», Матвеев ни разу не обратился к автопортрету. А ведь это существенно облегчало задачу дававших отзыв о достигнутом сходстве, и избавляло самого художника от необходимости писать новую работу, тратя на нее силы и время. Больше того, он даже не включил двойной портрет в число полотен, которые показывал в Канцелярии от строений предварительно, вместе с возбуждением ходатайства о звании мастера.

Но каковы бы ни были причины этого молчания - оно осталось ненарушенным и в последующие годы: автопортрет вошел в наследство художника. Важно только установить, из кого складывался круг наследников Матвеева.