Как настоящий историк, Собко не смог в свое время пренебречь неожиданной и, казалось, ничем не оправданной пометкой в инвентаре академического музея: «Государь с невестою». Но, руководствуясь навязанным Василием Матвеевым представлением, что двойной портрет был написан в 1720-х годах, в своих поисках царственных пар Собко ограничился Петром II и его двумя невестами - так поэтично обрисованной Суриковым Марией Меншиковой и Екатериной Долгоруковой. Возрастное соотношение в обоих случаях примерно соответствовало тому, какое наметил Андрей Матвеев, вот только все трое не были похожи, на молодых людей матвеевского портрета. Ученый признал пометку ошибочной.
Время в Ленинграде промелькнуло, оставив воспоминание поисков и щемящее чувство неудовлетворенности. Теперь репродукции двойного портрета постоянно были на моем рабочем столе. Они смотрели на меня черно-белые и цветные, «перезелененные» и «пережаренные», большие и маленькие, каждая на свой лад исправленная ретушерами, смотрели и ждали своего часа. Время от времени рука тянулась к кипе матвеевских материалов: перебросать, передумать. Партия отложена, и, возможно, в безнадежном для меня положении. Что ж, от поражения не гарантирует ни работа в архивах, ни опыт, ни накопившиеся за долгие годы знания. Если все, что подсказывала логика исследования, перепробовано, остается ждать новой идеи, и она не может не прийти.
А что, если попытать счастья на той тропинке, которая никуда не привела Собко? Ведь мысль автора пометки могла идти в ином направлении, чем у Собко, не будучи ограничена 1720-ми годами. Применительно к следующему десятилетию та же формулировка - «государь с невестою» будет означать других людей. Ими станут Антон Ульрих Брауншвейгский и принцесса Анна Леопольдовна, будущему сыну которых императрица Анна Иоанновна из политических соображений завещала престол.
Внучка старшего брата и соправителя Петра, «скорбного главою» Ивана, Анна Леопольдовна всю жизнь провела в России, принцесса по титулу и нахлебница по положению. Никто не был в ней заинтересован, никакого будущего ей не готовили. Пришедшее в результате сложнейшей политической игры решение о престолонаследии свершило чудо. Еле грамотная, обязанная образованием одному, да и то плохому, танцмейстеру, Анна Леопольдовна - в центре внимания европейских дворов. Брак с ней означает союз - и какой союз! - с Россией. Правящая партия придирчиво выискивает претендента на ее руку, торгуется, ставит все новые и новые условия. Антону Брауншвейгскому милостиво разрешается приехать в Петербург еще в 1733 году, но до 1738 года он не знает решения своей судьбы. Многое меняется за эти пять долгих лет и для Анны Леопольдовны. Подросток превращается в девушку, приходит и уходит первая любовь, растущая неприязненная подозрительность императрицы Анны Иоанновны учит ее владеть собой, замыкаться в себе. Брак с нелюбимым Антоном становится единственной надеждой на освобождение и независимость. Но внешняя декорация по-прежнему старательно соблюдена - принцессе оказываются все знаки почтения, ее портреты выставляются в присутственных местах. Документы Канцелярии от строений говорили, что приходилось их писать и Андрею Матвееву. Тем не менее встреча с Анной Леопольдовной оказалась не из легких. Пришедшая к власти в результате переворота Елизавета Петровна прежде всего позаботилась об уничтожении изображений свергнутой предшественницы и ее сына Иоанна VI, провозглашенного российским императором. Конец жизни бывшей «правительницы», как именовали документы Анну Леопольдовну, прошел в «жесточайшей» ссылке. Судьба Иоанна VI Антоновича, лишившегося рассудка в пожизненном одиночном заключении и впоследствии убитого при Екатерине II, общеизвестна.
Фонды музеев, издания портретов, гравюры не приходили на помощь. Простейшая на вид задача могла оказаться неразрешимой, если бы не запасник московского Исторического музея. Кстати, едва ли не он один имеет хранилище, где не по времени и художникам, а по семьям и родственным связям расположены сотни и сотни русских портретов. Изображения Анны Леопольдовны здесь есть, их даже несколько, но в копиях позднейших лет, где ошибка и выдумка неизбежно накладывают свой отпечаток на человеческий облик. Исключение составлял портрет, написанный в 1732 году И. Ведекиндом.