Московская мозаика

После десятков встреч, разговоров, недоуменных пожиманий плечами, сочувственных вздохов один из собеседников замечает: «Вряд ли Галунов копался в своем архиве». - «Галунов?» - «Последний настоятель «Климента».

Оказывается, свидетель не только существовал, недавно вернулся в Москву, он к тому же и поселился… в колокольне «Климента». Прошло всего несколько лет после Великой Отечественной войны, и два пролета колокольни, забранные тесом с прорезанными в нем окошками - подзоры занавесок, серая вата между рамами, сизая герань - смотрелись каким-то старым замоскворецким особняком.

По счастью, мой случайный собеседник ошибался: последний настоятель интересовался архивом. Больше того, он знал, что там находилась обстоятельная - «Знаете ли, настоящая повесть!» - рукописная история «Климента». Нет, о подробностях спрашивать было бессмысленно. Каждая из них теперь, после исчезновения рукописи, превращалась в легенду. Зато одно указание было действительно ценным. Галунов припоминал, что рукопись публиковалась в московской газете середины прошлого столетия - номер лежал в архиве. Кажется, «Московские ведомости».

Примерное название, примерное время. Но если в свободные минуты страница за страницей перебрасывать порыжевшие листы, можно дойти и до декабрьского номера за 1862 год, где идет разговор о «Клименте». Правда, справка бывшего настоятеля не отличалась точностью. Передо мной лежала не публикация рукописи климентовского архива, а любопытнейшая находка тех лет. В городе Верхнеуральске Оренбургской губернии был обнаружен рукописный сборник XVIII века - одна из обычных для тех лет самодельных книг. Были в нем сведения о лекарствах, травах, минералах, планетах, стихи, анекдоты и в заключение «Сказание о церкви Преображения между Пятницкою и Ордынкою, паки рекомой Климентовской».

Начиналось «Сказание» с того, что в последние годы царствования Анны Иоанновны в приходе «Климента» находились «боярские палаты» Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Бестужев Москвы не жаловал, приход богатством не отличался, и «Климент» быстро ветшал. Его тогдашний настоятель, семидесятилетний старик, состоявший при «Клименте» несколько десятков лет, и управляющий «боярина» решили написать Бестужеву с просьбой о помощи, а чтобы подсластить пилюлю, и о лекарствах, составлением которых тот увлекался. Лекарства пришли, деньги нет.

Вскоре дворцовый переворот привел на престол Елизавету Петровну. Чтобы отметить такую перемену в своей судьбе, Елизавета распорядилась в Петербурге, в слободах Преображенского полка, который первым присягнул ей на верность, соорудить церковь Преображения с приделом - вторым алтарем «Климента». Переворот пришелся на день, когда отмечается память этого святого.

Участвовавший в перевороте Бестужев поспешил последовать примеру императрицы. Существование московского «Климента» оказалось как нельзя более кстати. Бестужев заказал придворному архитектору проект, выделил на строительство 70 тысяч рублей - Преображенский собор обошелся царице в 50 тысяч - и специального чиновника, которому поручалось следить за работами. Церковь должна была быть по примеру елизаветинской во имя Преображения с приделом «Климента». К лету 1742 года старый храм разобрали и состоялась торжественная закладка нового. Пятью годами позже «Климент» в основном был закончен.

В конце рукописного сборника стояла дата: «12 августа 1754 года». Итак, новая версия, тем более важная, что касалась она вопроса об архитекторе и времени строительства.

Все здесь представлялось убедительным. Подробные имена, обстоятельства, суммы, сроки. Никаких «видений», чудотворных икон - простой расчет опытного дипломата и царедворца. И тем не менее… Одинаково примечательны и обстоятельства сооружения «Климента», и связанные с ним лица. Почему же вместо того, чтобы стать достоянием всех справочников, история церкви сохранилась только в рукописи? В изложении «Сказания» она смотрелась, скорее, как запись определенного семейного события, не получившего широкой огласки.

Свидетельство современников - какая же это шаткая, обманчивая почва! Да, человек видел, да, человек знал. Но прошло время. Потускнела память. Собственные воспоминания стали переплетаться с услышанным или прочтенным, чужие впечатления восприниматься как личные, а желание подчеркнуть свою роль - скольким оно не давало покоя! - толкало на корректуру, пусть чуть приметную и все же подчас до неузнаваемости меняющую смысл события. Поэтому, имея на руках воспоминания и свидетельства современников, с удвоенным упорством ищешь фактов, подтвержденных документами.