Московский апокалипсис

— Я ничего, я смирный, — ободрил служанку Саша-Батырь.

— Евникия, да кто же там? Объясни, наконец! — раздался из анфилады до боли знакомый голос, и на площадку вышла… Ольга!

Ахлестышева словно обухом ударили по голове. Он смотрел в прекрасное лицо своей бывшей невесты и не знал, как быть. Зачем она здесь? И что теперь делать? Хочется подойти и обнять — но нельзя. Она теперь княгиня Шехонская, а он беглый преступник. Меж ними стена… Но всё равно счастье, что Ольга здесь, что он её видит! Нежданное счастье, награда за то, что он так рвался сюда.

— Пётр?! Как ты здесь оказался?

— Почему ты не уехала?

— Тебя отпустили?

— Почему ты не уехала? Ты представляешь, какой ужас сейчас здесь начнётся?

— Муж обещал прислать за мной экипаж, но что-то произошло. Экипаж не прибыл.

— Ах, так князя здесь нет? На себя ему экипажа хватило! Узнаю характер!

— Не надо так говорить. Идёт война. Обстоятельства могут оказаться сильнее воли человека.

— Обстоятельства? А какие у князя могут быть непреодолимые обстоятельства? Все лошади разом охромели? Дворня поголовно вымерла? Я сбежал из тюрьмы, пробился сквозь шайки мародёров и пришёл сюда. Мне ничто не помешало. А что помешало ему вывезти из отданного на поругание города собственную жену? Сказать, что?

Ольга опустила глаза.

— Князинька нарочно не прислал экипаж. Ему сейчас больше улыбается стать богатым вдовцом! Ведь родовым капиталом Барыковых управляешь ты — пока жива, не правда ли?

Шехонская мотнулась, словно её ударили.

— Не говори о нём так! Твоё суждение — от ущемлённого самолюбия. Подозрение, которое ты высказал, слишком страшное; мой… супруг не способен на такое.

— Видишь, ты сама выговариваешь слово «супруг» с запинкой. А насчёт его способностей… Кому, как не мне, знать это. Ты хоть понимаешь, что именно Шехонский укатал меня на каторгу?

— Ещё одно предположение, такое же недоказуемое, как и первое.

— Ну конечно, никто не признается. Ты, может быть, тоже считаешь, что это я удавил дядюшку с тётушкой на глазах у лакея? И отпустил свидетеля живым. А потом не нашёл лучшего места для краденых ценностей, чем собственное бюро. А?

— Нет, конечно, что ты!

— «Ищи, кому выгодно». Старый следственный постулат. И кому, по-твоему, было выгодно, чтобы Пётр Ахлестышев навсегда оказался за семь тысяч вёрст от этого дома?

Ольга молчала, не имея, что возразить. Воспользовавшись паузой, снизу напомнил о себе Батырь.

— Это… сматываться надо отсель. Кончали бы вы языки чесать.

— Да, Саша прав. Кстати, знакомьтесь: это мой друг, налётчик и беглый арестант Саша-Батырь. В миру Александр Калинович Взимков.

Ольга робко улыбнулась гиганту, а Евникия манерно поклонилась.

— В городе попадаются мужики с телегами, — продолжил Ахлестышев. — Наймём одну для вас, а мы пойдём пешком, для эскорта. К вечеру выскочим за Рогожскую заставу, а уж там как-нибудь…

— Евникия ещё утром бегала к этим мужикам. Те словно с ума посходили… Согласны везти до Богородска за пятьсот рублей ассигнациями.

— Пять сотен? — ахнули беглецы в один голос.

— Пять, — подтвердила камеристка. — Бесстыжие, креста на них нет! И ни в какую не уступают. Заплатим, говорю. Как к себе в имение приедем, всё заплатим. А они только смеются и говорят: деньги наперёд.

— Пять сотен… — ошарашенно повторил Пётр. — Но теперь не до торговли. С твоим богатством ты можешь себе это позволить. Ольга! Соглашайся и спасёшься!

— Но в доме нет сейчас таких денег.

— Проклятье! Но ведь наверное есть драгоценности! Переплати вдвое, втрое, но вам необходимо бежать из города немедленно!

— Драгоценностей тоже нет.

Пётр долго молча смотрел на княгиню, а та отводила взгляд.

— Шехонский увёз их?

— Да, всю шкатулку.

— И деньги тоже?

— Да.

— А жену не успел… Куда же он сам делся, и под каким предлогом?

— Уехал в подмосковную[13] проверить, всё ли оттуда вывезли.

— Вот скотина! И заодно прихватил шкатулку, чтобы не возвращаться. Так что ли?

— Есть то, что на мне: серьги, два перстня и обручальное кольцо. Их хватит, чтобы нанять телегу?

— С лихвой, — уверенно сказал Батырь. — Не хватит — я им добавлю. Так добавлю, что мало не покажется!

— Да. Надо торопиться. Евникия, неси баул! Какое счастье, что с нами теперь есть мужчины…

Но едва они направились к лестнице, как под окнами послышался цокот копыт. Кавалерийский отряд подъехал к особняку, и кто-то сказал по-французски:

— О! Дверь приоткрыта! И ломать не нужно. Зайдём?

— Мишель! Раз дверь выломана, значит, тут уже побывали до нас. Поищем нетронутый дом — вон их сколько!

— А мне особнячок нравится. Валери остаётся при лошадях, остальные за мной!

В доме все замерли, не дыша. Вот оно! Сейчас что-то будет…

Громко звеня шпорами, вошли пять кавалеристов в зелёных доломанах и высоких меховых шапках. Увидев русских, в том числе двух мужчин, они тут же положили руки на эфесы сабель.

— Господа, мы мирные люди и не собираемся защищать это жилище, — быстро сказал им Ахлестышев. — Дом в вашем полном распоряжении.

— О, мсьё говорит, как настоящий парижанин, — обрадовался старший, судя по нашивкам, бригадир. — Тем лучше. Кто вы и чей это дом?