Московский апокалипсис

Начальником разведывательного бюро Главного штаба Великой армии состоит дивизионный генерал Михал Сокольницкий. Тоже человек незаурядный! Ещё в 1794 году на собственные средства сформировал шеститысячный отряд и храбро сражался с нами. Сам Костюшко вручил ему золотое кольцо с надписью «Родина — своему защитнику». Попал в плен, два года просидел в тюрьме в Санкт-Петербурге. После освобождения уехал во Францию и там занялся шпионством против нашего государства. В 1799 году передал Директории важные сведения о русском экспедиционном корпусе в Италии: состав, организация, характеристики генералов. Создал собственную агентуру в наших западных губерниях.

Внимание Бонапарта Сокольницкий привлёк, составив секретную записку. Вслушайтесь в её название! «О способах избавления Европы от влияния России, а благодаря этому — от влияния Англии». Одним зарядом — двух зайцев… Прочитав записку, Бонапарт приблизил к себе генерала, а с началом войны поручил ему разведку в войсках. Кёнигсбергским декретом от 15 июня 1812 года Сокольницкий был прикомандирован к персоне императора. Его должность — одна из самых высокооплачиваемых во всей армии: 12 000 франков месячного жалования! Бюро генерал укомплектовал исключительно поляками. Ещё в его подчинении состоит эскадрон гидов-переводчиков главной императорской квартиры. В нём, помимо тех же поляков, служат и русские из числа отбросов: беглые, переметнувшиеся пленные и просто изменники.

Так вот, люди Сокольницкого знают обо мне. Все их силы брошены сейчас на мою поимку. Попасться же им было бы очень некстати. Я начал одновременно ряд весьма важных операций по введению Бонапарта в заблуждение. Если они пройдут успешно — Великой армии конец. Но кольцо вокруг всё сжимается, я могу не успеть. Помните того поляка в Бутырке?

— Да. Подозрительный был пан.

— Он тоже из бюро Сокольницкого. Вчера этот человек чуть не схватил меня около Спасских казарм. Он был во главе жандармского отряда. Я едва сумел скрыться в развалинах. Кроме того, последние дни одетые по-русски поляки ходят на главных улицах: у них есть мой словесный портрет. Нужны верные люди, телохранители. Такие, как вы двое. Ну, как?

— Я согласен! — тут же сказал Ахлестышев.

— Ну и я с тобой, — пробасил налётчик.

— Очень хорошо. Вы должны только понимать, что берёте на себя дополнительные обязанности и с ними — дополнительные опасности. Например, сейчас вам придётся провожать меня до тайной квартиры на другом конце города. А утром, почти без сна, идти за Пресненскую заставу громить мужицкие обозы. Сил-то хватит?

— Опосля войны отдохнём, — бодро ответил Саша.

— Кстати спросить, Александр…

— Калинович, — подсказал Ахлестышев.

— …Калинович, а ты чего желаешь от власти за свои заслуги? Петру Серафимовичу, понятно, требуется вернуть дворянство. А тебе?

Вардалак только усмехнулся.

— Да ничего мне не надо. А что надо, власть дать не смогёт.

— Что же ты хочешь?

— Саша не приспособлен к мирному труду, — пояснил за друга Ахлестышев. — Он славный человек, но — грабитель. Берёт чужое без спросу, а при сопротивлении может и зашибить. Государство не выдаст же ему за заслуги патент на безнаказанный грабёж?

— Нет, — ошарашенно согласился штабс-капитан. — Я имел в виду что-нибудь законное…

— Бог дал путь, а чёрт дал крюк. Таков Сашин выбор. Законные виды деятельности его не интересуют. Не купцом же ему делаться, право слово?

— Да, — смутился Батырь, — торговый человек из меня не выйдет.

— Как я могу предположить, из господина Батыря получился бы хороший кандидат в команду разведчиков, — заявил Ельчанинов.

— А вот это могём! — уверенно подтвердил вардалак. — Башку там кому свинтить, налететь, погромить — всегда запросто. Обращайтесь!

— Вот! — обрадовался Пётр. — На время войны мы ему занятие нашли. Ведь с изгнанием французов из Москвы баталия с ними не кончится?

— Нет, — коротко и серьёзно ответил Ельчанинов.

— Согласен. Бонапарта можно победить, разве только взяв Париж.

— Это так.

— Пусть же наш Геркулес пока воюет, и именно в команде охотников[51]. Стоять в карауле или атаковать взводами ему не по характеру. А как кончится война, он и решит, чем заняться. Наказание за прежние грехи с него спишут?

— Спишут, — так же лаконично пообещал штабс-капитан.

— Что и требуется. Кстати, формально он беглый крепостной. Мой крепостной. И по воцарении мира должен вернуться к помещику, ха-ха! Так что, Батырь тоже заинтересован, чтобы бывший каторжник Ахлестышев снова стал дворянином. Правда, Саня?

— А то!

— Когда я верну права, то первое, что сделаю — дам своему товарищу вольную. Пусть живёт свободным человеком. А дальше как получится. Не исключаю, что Саша опять пойдёт портняжить с дубовой иглой. Тогда всё по новой: он убегает, его ловят. Пока же он солдат, и мы с ним — в вашем подчинении. Когда выступать?

— Прямо сейчас, пока не рассвело.

Ахлестышев доложился Силе Еремеевичу, и трое русских выскользнули в темноту.

— Куда нам? — спросил Саша.

— Моя квартира возле Балканского пруда.

— Славное место, — одобрил налётчик. — Мы туда зимою драться ходим.

— Зачем? — удивился Ельчанинов.