Московский принц для Золушки

Собакин, пытаясь успокоить, обнял ее за плечи, и этот жест Тата восприняла совершенно спокойно. Здесь, среди этих веселящихся людей, она, наконец, почувствовала себя комфортно. К тому же заиграл маленький оркестр, приглашая к танцам, и все вдруг потихоньку разбились на пары или сплотились в кружки. Поэтому этот жест близости, принадлежности друг другу не выглядел как-то вызывающе на общем фоне. Они с Собакиным шли через толпу, его окликали, но и Тата улыбалась в ответ, словно они теперь были одно целое и словно все люди вокруг были ее знакомые, да вот только имена их она подзабыла. Оказавшись на другом конце зала, они попали в еще один круг, где спорили и смеялись, и здесь ее приняли как свою – задавали вопросы, обращались, и она кому-то улыбалась, кому-то передавала тарелку, с кем-то обменивалась мнением. Рядом все время был Собакин, и ее теперь совершенно не смущало, что она находится в центре внимания. И когда, наконец, Дэн подвел Тату к Татьяне Васильевне, она совершенно спокойно сказала:

– У вас очень талантливый сын. И очень обаятельный.

Мать Дэна довольно улыбнулась:

– Как же приятно слушать такое о собственном ребенке. – Потом, повернувшись к сыну, добавила: – Денис, веселитесь, а папа отвезет меня домой.

Тата сделала шаг назад, дав возможность попрощаться матери и сыну. Она сделала вид, что разглядывает картину, а сама думала: «Что это? Высшая степень равнодушия? Воспитание, благородство? Или просто здравый смысл и житейская практичность? На чем держится весь этот «клан»?»

Домой Тата приехала поздно. Ее провожал Собакин, который изрядно выпил, но выглядел почти трезвым.

– У меня все ушло в энергию организации. В эту дурацкую мельтешню. Поэтому я и не заметил, сколько выпил.

– А еще танцы и перекур на улице. И кто-то кого-то провожал до метро. А еще пытался снять картину, чтобы показать искусственный, как его?.. Слово такое смешное? Так вороны каркают…

– Кракелюр. Сама ты, Татка, ворона. Кракелюр – это трещина.

– Да, точно, кракелюр. Ты же целый вечер носился как угорелый.

– Но все получилось отлично. – Собакин откинулся на спинку сиденья. – Осталось главное – не профукать эту затею.

– Погоди волноваться – только открылся.

– Ну, – протянул Дэн, – рухнуть можно в одночасье.

– И все равно сегодня об этом не стоит говорить. Ну, я на месте. Спасибо, что проводил. – Тата собралась выходить из машины.

– Мы завтра увидимся? – Собакин совершенно серьезно и трезво посмотрел на нее.

– Завтра – может быть. Сегодня – вряд ли. Потому что уже четыре утра. Сегодня, которое завтра, уже наступило. Я хочу отоспаться. А в воскресенье можно погулять.

– Хорошо. Но вопрос с сегодня, которое было завтра, остается все-таки открытым. – Собакин взял ее за руку. – Скажи, вот как это вдруг Машка нас познакомила? Вот просто взяла и познакомила? За ней такого никогда не водилось. Мы, Собакины, вообще, пока не позовут на помощь, в личных делах дистанцию держим. А она не просто так тогда меня потащила по магазинам, а потом еще и мороженого захотела. Как ты думаешь?

– Ты намекаешь, что это я ее подговорила?

– Ты подговорила? – прищурился Собакин. – Нет, не думаю. Ты не похожа на таких.

– Каких?

– Ну, тех, которые подговаривают. Знаешь, все эти штучки разыгрывают – ах, извините, какое совпадение! И потом Машка мне сразу же сказала, что у тебя такой крутой мужик. Начальник какой-то финансовый. Поэтому нет… Наверное, дело не в тебе… В ней, в Машке… Хотя… – Собакин покрутил головой и неожиданно признался: – Я все-таки пьяный.

Тата рассмеялась:

– Думаю, да. Поэтому поезжай домой спать.

– И ты тоже.

– Я и тоже, – рассмеялась Белозерова и, выйдя из машины, направилась к своему подъезду.

Дома она неторопливо привела себя в порядок – душ, маска на лицо, питательный крем, патчи на глаза, десять взмахов щеткой для массажа головы. Когда она, наконец, улеглась в постель, она смогла подвести итог такому удивительному вечеру. «Мы – разные. Я ближе к Рябцеву, чем к Собакину. И дело не в том, что он умеет писать маслом, а дело в том, что иначе смотрит на мир. Он его любит, а я его опасаюсь. И даже понятна причина этого различия. За ним огромная семья, за мной никого нет. И благородство, которое может себе позволить Денис, – она не захотела сейчас употребить это короткое, словно кличка, имя, – для меня окажется непозволительной роскошью. И это ему не понравится. Он чувствителен не только к благородному, он чувствителен к некрасивому. А поступки иногда бывают именно некрасивыми», – на этой сумбурной мысли она заснула. А за окном уже синело февральское утро.

Глава восьмая

Ветер в паруса

Первое марта выдалось снежным. Как будто не было сияющего февраля. Со дня открытия галереи Собакина прошло чуть больше недели. И за эту неделю Тата виделась с ним раз десять. Предлоги были разные.

– Давай в музей сходим? – звонил Дэн.

– У приятеля в мастерской собираются, поехали.

– Надо кисти купить, за компанию не хочешь?