Мост

Тимрук не хотел, чтобы Микки его увидел, присел в прихожей рядом с Пазюк, осмотрелся: Мархвы не было. Подняв кулак, Тимрук погрозил Пазюк.

Жена Микки, стараясь оправдаться перед Тимруком, прошептала ему на ухо:

— И вдвоем не могли с ним совладать. Узнав, что наступил Новый год, Микки захотел увидеть сына, потом послал Васюка по соседям собрать ребятишек, обещал сказки рассказывать. Мархва так и знала, что ты придешь, боялась — рассердишься, и оставила меня здесь.

Тимрук отмахнулся и сам вместе с ребятами начал слушать сказку.

«3ря тревожусь, — подумал он. — Микки уже лучше. Начал выздоравливать, а то никого бы не хотел видеть».

Вскоре слова сказки заставили Тимрука забыть обо всем — он вслушивался в мощный голос сказочника и только огорчался, что ему не удалось попасть к началу.

То, что услышал, запало в сердце на всю жизнь.

— …Нет, не утонул Чапай-батыр в Урал-реке, — торжественно и плавно продолжал Микки. — Свинцовым градом падали пули вокруг героя. А Чапай все плыл да плыл к тому берегу. Справа от командира — рабочий сын, слева — крестьянский сын. С двух сторон — один правой рукой, другой — левой — прикрывали они голову любимого начдива. Так они добрались до середины реки, и тут пуля пробила руку рабочего сына, другая — ранила руку крестьянского сына. Тогда они поменялись местами, и каждый здоровой рукой снова защищал батыра. Оставалось до берега половина от половины, и в это время одна пуля убила рабочего сына, другая — угодила в крестьянского сына. И остался Чапай один под смертоносным свинцовым дождем. И решил тогда Чапай-батыр перехитрить злого врага, нырнул поглубже и исчез под водой — будто утонул.

Это видел сам казарский генерал и стал тут похваляться: я-де победил и погубил Чапая, утопил его в Урал-реке.

Не утонул Чапай. Под водой добрался до береговых камышей и скрывался в воде до вечера — дышал через камышину. Вечером Чапай-батыр выбрался из воды и зашагал к лесу, а потом побежал, чтоб согреться. От его бега поднялся ветер и просушил его мокрую одежду.

Всю ночь пробирался Чапай лесом — все на восток и на восток. С рассветом он вышел из леса во чисто поле. И тогда встретился ему столетний киргиз, дед Аксакал.

— Саламалик, Чапай-батыр, прославленный красный командир! — заговорил дед Аксакал, низко кланяясь герою. — Спасибо тебе за геройские дела, за то, что по совету Ленина ты объединил мой народ и русский народ и повел на борьбу с врагами трудового люда. Притомился ты, видать, пробираясь темным лесом. Присядь, Чапай-батыр, на киргизской земле, — отдохни. Выпей кумысу, наберись сил.

— Ах, хорошо! Я теперь стал еще сильней, — сказал Чапай, напившись кумысу. — Да вот жаль, нет у меня с собой серебряной сабли…

— Свое слово потом скажешь, Чапай-батыр, а сейчас выслушай мое, — молвил ему дед Аксакал. — Один злой человек видел, как ты выбрался из воды, и донес казарскому генералу. И этот злой враг послал за тобой в погоню тысячу и одного всадника.

Дед Аксакал припал ухом к земле.

— Вот они недалеко, злые дошманы, — сказал дед Аксакал, поднявшись с земли. — Вот-вот покажутся из леса. Быстро бегают казарские кони, но никогда не догнать им ветрокрылого киргизского аргамака. Будет он твоим, этот ветрокрылый аргамак, но за это ты должен жить, не показываясь людям. Куда тебя унесет аргамак, там останешься. А если придет для Красной Армии лихой час, сядешь на аргамака и будешь крушить и преследовать вражеские полки. И не только нынче-завтра, а всегда, пока не искоренятся враги Советской власти и трудового народа. Согласен ли ты спастись такой ценой, Чапай-батыр? Кликнуть, что ли, ветрокрылого аргамака?

И замолчал дед Аксакал, дожидаясь ответа.

— Дорогой и досточтимый дед Аксакал! — сказал тогда Чапай-батыр. — Я смерти не боюсь. Я никогда не бежал от казары и сейчас встретил бы ее грудью, была б при мне моя серебряная сабля. Да вот беда, нет у меня серебряной сабли, я подарил ее моему другу и помощнику Ивану-батыру. Ладно, досточтимый дед Аксакал, пусть Иван-батыр командует вместо меня дивизией. Для счастья народного согласен я стать невидимкой. Так и быть, зови своего ветрокрылого аргамака.

На опушке леса уже были видны тысяча и один преследователь.

И свистнул дел Аксакал, земля задрожала, и попадали кони казар. В тот же миг лучший аргамак из самого большого киргизского табуна появился перед Чапаем-батыром. Сам белый, как снег, а во лбу красное пятнышко, как звезда красноармейская.

Чапай-батыр обнял и трижды поцеловал деда Аксакала и сказал невесело:

— Эх, родной мой дед Аксакал! Спасибо тебе за ветрокрылого аргамака. Но как же я буду громить врагов без серебряной сабли и без стального ружья-самострела? Безоружному на аргамаке можно только ускакать от врага. Одной плеткой не перешибешь голову злому дошману, щелчками не перебьешь тысячи вражьих воинов.