Откуда вообще взялась эта идея – создавать подпольные горкомы и райкомы? Естественно, из опыта Гражданской войны. Правда, в ту войну большинство большевиков-подпольщиков имели опыт дореволюционной подпольной деятельности, а те, которых оставляли для работы в немецком тылу в 1941–1942 годах, подобного опыта не имели и перед оставлением их в подполье подготовку не проходили. В результате, как правило, они были схвачены в первые недели немецкой оккупации. Что же касается подполья, оставленного в Киеве НКВД, то о нем вообще мало что известно. Известно, что органы нередко формировали подпольные организации из своей действующей агентуры, сформированной еще в мирное время (вместо того, чтобы формировать их из офицеров госбезопасности и милиции, там никому не известных). Поскольку осведомительная агентура мирного времени формировалась из людей в большинстве своем политически враждебных к существующей власти, работающих на госбезопасность либо из страха, либо за деньги, многие из них добровольно явились к оккупационным властям. Другие же, прихватив оставленные им для подпольной работы деньги, драгоценности, запасы продовольствия, перебирались в места, где их никто не знал, и, легализовавшись с помощью взятки в местной вспомогательной полиции, начинали заниматься мелким предпринимательством.
«Отправлены в Могилев» (Судьба второго подполья)
«Петрович и Семен Бруз отправлены в Могилев», – сообщалось в письме, полученном подпольщиками по почте в июне 1942 года (докладная записка Миронова).
Напомню, что Бруз – председатель дублирующего подпольного горкома, Петровичем же звали бывшего секретаря Киевского горкома КП (б) У по кадрам Константина Ивкина, вернувшегося в Киев из окружения в октябре 1941 года и создавшего новый подпольный горком партии вместо разгромленного. Что же касается выражения «отправить в Могилев», то оно вошло в поговорку во время Гражданской войны (в Могилеве располагалась ставка царя, где он был взят под арест в 1917 году) и означало расстрел. Но обо всем по порядку.
«Оставленное по городу Киеву партийное и комсомольское подполье, не успевшее ничего сделать, предательски разгромлено и рассеяно, – заявил Ивкин на созванном им в ноябре 41-го собрании представителей подпольных районных оргбюро. – Сейчас в Киеве осталось единственное подполье – это подполье, созданное нами. Оставшийся из Киевского горкома т. Хохлов никакой деятельности не проявляет» (докладная записка Миронова).
Правда, по другим источникам, Хохлов такую деятельность как раз проявлял, за что его именем после войны назвали одну из киевских улиц. Он, в довоенное время начальник цеха на заводе «Большевик», был оставлен заместителем секретаря Киевского подпольного городского комитета КП (б) У для работы в тылу врага; руководил боевыми диверсионными группами, организовал партизанский отряд, замучен в гестапо в марте 1942 года. Между тем в цитированной выше чекистской сводке сообщается, что в начале 1942 года по заданию Ивкина подпольщики «во время выпивки на Сырце отравили т. Хохлова» за то, что он «отказался отдавать ценности, оставленные ему для подпольной деятельности». Якобы Хохлов, когда от него Ивкин требовал ценности, заявлял, что «он без разрешения Шамрыло никому ничего не даст, и отказался указать местонахождение Шамрыло».
По другим данным, Хохлов умер от болезни, а по третьим – расстрелян немцами. Где тут правда, трудно сказать, опубликованные документы противоречат друг другу. Известно лишь, что в городе действительно был оставлен для нужд подполья небольшой запас золота и ювелирных изделий. Держателем «золота партии» считался секретарь горкома Тимофей Шамрыло, погибший в августе 1941 года, а судьба самого золота, которое активно разыскивали и подпольщики и немцы, до сих пор неизвестна.